Служители тайной веры

— Нет, князь, вряд ли. Он впал в оцепенение, мало ест и все думает, думает о чем-то. С него сняли цепи и каждый день утром и вечером выводят на прогулку, чтобы он окончательно не ослабел, но он ни к чему не проявляет интереса. Целыми днями сидит в углу. Уставится в одну точку и сидит.

— Гм! Быть может, в нем наконец проснулась совесть?! Надо полагать, на ней много грехов, и теперь она, пожалуй, не даст ему покоя. Надо его немного расшевелить. Прикажи Макару после ужина расспросить его подробно о той ночи и о человеке, которого убил Степан.

— Ты будешь присутствовать при допросе?

— Не имею ни малейшего желания. Разве вот Василий.

Медведев заколебался.

— Знаешь, Юрок, — решил князь, — пусть кто-нибудь слово в слово запишет все, что он будет говорить, а мы потом почитаем. Если вдруг он заартачится или начнет снова врать, что Степана в тот день не было, приведите моих собак — это действует на Кожуха вдохновляюще...

Они заговорили о другом и до конца обеда не вспоминали больше о Кожухе.

Юрок, сославшись на дела, попросил позволения князя покинуть их, а Федор с Медведевым долго еще беседовали, неторопливо пробуя разные сорта вин и медов.

Князь интересовался различными сторонами жизни в Московском княжестве, и Медведев, понимая причины этого интереса, старался рассказать обо всем как можно подробнее.

Было около восьми часов, когда они, поднявшись от стола, решили прогуляться по вечернему лесу.

По пути из обеденного зала им повстречался Юрок, который нес несколько исписанных листов бумаги.

— Уже? — удивился князь.

— Да. Сначала не хотел говорить. Когда привели собак, взмолился и сказал всю правду, вот она.

Князь взял листки и, быстро проглянув их, воскликнул:

— Вот так штука!

Медведев не успел спросить Федора, что его удивило.

Впереди скрипнула дверь, и в сопровождении двух людей в галерее показался Ян Кожух Кроткий. Он шел, ссутулившись, бледный, худой и жалкий, низко повесив голову, и ничего в нем не напоминало прежнего Кожуха, свирепого забияку, грозного и опасного противника московитов, живущих на Угре.

Медведев посторонился, чтобы дать дорогу, и, проходя мимо, Кожух равнодушно скользнул по нему глазами и снова скосил их, привычно уставившись на кончик своего носа, казавшегося теперь непомерно длинным на изможденном, сером лице. И уже пройдя мимо, Кожух вдруг остановился, как пораженный молнией, и медленно обернулся. Один-единственный раз в жизни видел он Медведева — и то мельком — во время попытки Картымазова похитить Настеньку во дворе купца Елизара Быка, но сейчас узнал его.

Казалось, что в Яне Кожухе Кротком внезапно сломалась натянутая до отказа и долго съедаемая неумолимой ржавчиной пружина. Он растерянно оглянулся, как человек, пробудившийся от сна в незнакомом месте, и смертельный страх расширил его узкие глаза. Потом он снова увидел Медведева и вдруг, показав на него пальцем, дико расхохотался.

Все это было так неожиданно, что сопровождавшие Кожуха люди даже не успели прийти в себя и схватить его. С безумным резким смехом, напоминающим крики ночных птиц, Кожух одним прыжком оказался под аркой галереи и спрыгнул в каменный дворик. Он бросился к воротам, но двое стражников у поднятого моста тут же двинулись ему навстречу, взяв наперевес протазаны. Смех Кожуха сменился воплем нечеловеческого ужаса.

— Не надо собак! — закричал он, указывая на стражников. — Не надо черных собак! Помогите! Помогите! Они снова будут грызть меня! Они хотят меня съесть живым! Не дамся! Не дамся! — вопил он, дико озираясь в поисках выхода.

Он увидел черный проем и, нырнув под каменную арку, начал бежать вверх по крутой лестнице.

Медведев хотел было броситься за ним, но князь схватил его за руку.

— Он не убежит! Эта лестница ведет на башню.

— Надо остановить его! Он не в своем уме, — сказал Медведев.

— Не надо. — Князь протянул Василию два исписанных листка. — Читай! — сурово сказал он.

Медведев машинально взял листки и, глянув в них, увидел несколько слов, которые заставили его тут же забыть о Кожухе.

Князь Федор отпустил его руку и, прислонившись к стене, стал наблюдать за восточной башней.

Лестница, по которой бежал Кожух, тянулась вдоль стены, и каждому ее пролету соответствовало узкое стрельчатое окошко. Кожух, видно, ослабел, потому что, пробежав два этажа, некоторое время стоял в окне, опираясь о стену. Но следом бежали стражники, и он снова стал подниматься. Восточная башня была самой высокой, и лестница, ведущая на нее, состояла из девяти пролетов. Князь следил, как по очереди мелькает в каждом окне все выше и выше нелепая, размахивающая руками фигура, и наконец на седьмом пролете Кожуха настигли двое стражников. Страх и ярость на секунду заменили ему былую силу и ловкость. Ударом ноги он остановил одного стражника и, отбросив другого, снова рванулся вверх. Вот его силуэт мелькнул в девятом окне и вдруг почти сразу показался на самом верху, между двумя зубьями башни, на фоне красного закатного неба.

Медведев оторвался от чтения. Лицо его побледнело, и губы плотно сжались.