Пора было «подкормить» криоустановку хладагентом. Я вскрыла контейнер, и тягучая белая жидкость полилась в нужный отсек. Она стекала медленно, словно патока, и я почувствовала, как начали неметь под тяжестью контейнера руки. Затем неожиданно к этим ощущениям добавились другие, гораздо более странные.
По спине пробежал неприятный холодок. Меня в одно мгновение охватило необъяснимое беспокойство, все мои внутренности словно сжались. Руки сами опустили контейнер на стол, хотя он все ещё был наполовину полон. Затем я внезапно содрогнулась всем телом, будто сквозь меня прошёл электрический разряд и резко обернувшись, едва не вскрикнула от неожиданности: за моей спиной вплотную ко мне стоял альбинос с азиатским взглядом, тот, чей профиль в фейсбук показывала мне Надя.
Я инстинктивно попятилась назад, но уткнулась в край лабораторного стола. Альбинос молчал и пристально оглядывал меня. А я – его. Странно, но его лицо показалось мне притягательным и отталкивающим одновременно. Красивое настолько, что я не могла заставить себя перестать смотреть на него, но в то же время холодное, жёсткое и какое-то… болезненное. Полупрозрачные глаза смотрели на меня оценивающе. Но ещё сильнее, чем его взгляд, давило молчание, и я судорожно пыталась собраться с мыслями, чтобы сказать хоть что-то, а моя голова, казалось, была наполнена ватой. Наконец, альбинос заговорил:
– Добрый день, – с заметным акцентом произнёс он, – меня зовут Рейн Торнунсен, я из технического университета Осло. Я ищу начальника лаборатории.
Его голос звучал необычно, и дело было не в акценте. Но я поняла, что меня насторожило, лишь когда заговорила сама:
– Инна Валентиновна сейчас на собрании заведующих. Вернётся не раньше семи. Вы можете подождать здесь, в лаборатории.
Я замолчала, и тут же сообразила: за каждым своим – а до этого за каждым его – словом я слышала короткое эхо. Я машинально огляделась, пытаясь понять, что могло так повлиять на акустику лаборатории, но в обстановке всё было по-прежнему. Следующую фразу я произнесла вслушиваясь в собственный голос, чтобы убедиться, что слышала то, что слышала:
– Если не хотите ждать, подходите завтра, заведующая будет с десяти утра.
– Это… Так лучше, – ответил альбинос, – спасибо.
Сказав это он резко развернулся, чтобы уйти, и столкнул на пол стоявшую на краю лабораторного стола кружку. Она упала, расплескав кофе по полу.
– Прошу прощения! – отрывисто произнёс он.
И до того, как я успела ответить, наклонился и поднял кружку. Она была цела.
– Пожалуй, я должен приготовить для вас ещё одну чашку кофе, – вдруг предложил он.
– Да нет… – пролепетала я, не ожидавшая ничего подобного, – ничего страшного… Не беспокойтесь…
– Я настаиваю.
Что-то странное было в нём. И не только в манере речи – в нём самом. Мне хотелось, чтобы он поскорее ушёл. Возможно поэтому я не стала спорить.
Мы вошли в лаборантскую одновременно, но я, захватив тряпку, вернулась обратно в лабораторию, предоставив кулер и банку «Нескафе» в его распоряжение. Несколько минут спустя альбинос появился на пороге лаборатории, держа в руках мою кружку. Как только он поставил её на стол, я, скорее нервничая, чем из вежливости, схватила её и отхлебнула кофе. А о том, что забыла поблагодарить его, вспомнила лишь когда он ушёл. Впрочем, он не попрощался, так что в споре о том, кто из нас был более невежлив, определить победителя было бы непросто.
Альбинос оставил меня в недоумении. Я отчётливо слышала короткое эхо вслед за каждым словом, которое он и я, разговаривая, произносили. Но в помещении таких размеров, как наша лаборатория, да ещё заставленном мебелью и приборами, эхо возникнуть не могло – это я знала ещё из школьного курса физики. Странно.
Мои мысли вдруг прервала резкая боль, пронзившая левую руку. Ненавистное багровое пятно на запястье горело, будто это был свежий ожог. Я внимательно осмотрела кожу, но, к своему удивлению, не нашла никаких изменений.
В этот момент бабушка ворвалась в лабораторию и подлетев ко мне, едва не сбила с ног. А затем, оглядев меня с головы до ног, жестом спросила, всё ли со мной в порядке. Её руки заметно дёргались, когда она жестикулировала, как бывало, когда она была чем-то сильно взволнована.
Несмотря на её глухоту, общаясь с ней на языке жестов я всегда сопровождала движения рук фразами, поэтому постаралась как можно спокойнее произнести:
– Всё в порядке, ба. Что-то случилось?
Я вслушалась в звук собственного голоса, но на сей раз он звучал вполне обычно – никакого эхо не было. Нетерпеливыми жестами бабушка спросила меня, приходил ли кто-либо в лабораторию.
– Да, – ответила я, – приходил новый стажер-иностранец, но Инны Валентиновны не было, так что он зайдёт завтра.
Бабушка побледнела как полотно. Боясь, что ей стало плохо, я шагнула к ней и хотела взять за руку, но она резко отстранилась.
– Ты нормально себя чувствуешь? – забеспокоилась я.