См. статью «Любовь»

Чтобы достичь желаемого результата, мастер всех видов чувствительности отфильтровал и процедил сотни оттенков указанных эмоций, то есть проделал труд, по сути своей подобный искусству ваятеля: удалил лишние слои, скрывавшие запрятанный в камне образ. Силой своей интуиции обнаружил и извлек на свет тончайшую, последнюю нить, до предела натянутую в душах всех без исключения знакомых ему мастеров искусства.

Вассерман:

— Это была тетива, с помощью которой каждый человек в мире может выпустить лишь одну стрелу.

Потом господин Маркус уединился на целых четыре недели и принялся изучать «Искусство музыкального исполнения».

Маркус: Когда наступил наконец этот момент и профессор вытащил затычку из устья трубы — какая это была волнующая минута, Казик! Какая дрожь охватила нас всех! Я приложил уста свои к отверстию — нет! — сердцем своим я приник к нему! Ну и… Прокричал его, да…

— И что случилось, что случилось? — с нетерпением добивается Казик.

Найгель тоже спрашивает вместе с ним, и мастера искусств хором отвечают им.

Фрид: Что случилось! Это было ужасно. Все волосы у меня на голове встали дыбом из-за этого безумного крика.

Паула: Одна березка в самом дальнем конце сада упала — трах-х-х!.. Как будто молнией в нее ударило. Утром мы обнаружили, что внутри у нее все выжжено.

Отто: Зайчихи втянули обратно в свое лоно уже родившихся зайчат!

Мунин: А змеи как ракеты вылетели из собственной кожи! Фью-ю-ю!..

Примечание редакции: Никто из них не упоминает о том глубочайшем разочаровании и душевном удручении, которые охватили каждого при звуках этого крика.

Профессор Сергей, которого произведенный звук, по-видимому, лишил последних остатков здравомыслия, на подгибающихся ногах поспешил к злополучной трубе и лихорадочно всадил затычку обратно в ее устье. Дрожащим голосом он призвал мастеров искусств спасаться кто как может и побыстрее уносить ноги с этого ужасного места: спрятаться в надежном убежище, а при отсутствии оного просто бежать что есть сил — как молено проворнее и дальше.

Господин Маркус: Ну, и он, мой крик, начал носиться по внутренностям этой жестянки — носиться, я сказал? Скакать, как необъезженный конь! Скакать, я сказал? Лететь стрелой!

Отто: Я спрятался позади моего дома и оттуда слушал, как он носится и воет в трубах.

Господин Маркус: Бьется с неимоверной силой, сталкивается с собственным эхом, грохочет, взрывается…

Паула: Ужас, ужас! Такой страх! У меня сердце мигом провалилось в трусы. Пардон.

Мунин: Свистит, как бес в преисподней, как злой дух, как Лилит, вырвавшаяся из ада! Сущий Рахатиэль, погоняющий огненные колесницы в небесных просторах!

Отто: Все, все начало трястись и дрожать: загон, сад, земля вокруг…

Вассерман (тихо):

— Весь мир.

Звери начали выть, визжать и метаться. Весь этот шум и трясучка напугали их тоже. Закинули головы назад и принялись блеять, реветь и мычать. Все попрятались, кто куда может. Только сам изобретатель, Сергей Петрович, остался стоять возле воющих, дрожащих и скрежещущих труб, поднял вверх руку и с силой махал ею, как дирижер, управляющий оркестром, в котором все исполнители безумны и отвратительны, и страшная горькая ухмылка расползалась по его лицу.

— Выше! Выше! — кричал он. — Громче! Сильнее!

Вассерман замолчал и опустил взгляд. Найгель решил хитростью подманить Казика, чтобы спросить у него, что же случилось потом. Но Казик и сам тщетно пытался найти ответ на этот вопрос. Вассерман и его мастера искусств не желали открывать ему тайну.

Казик: Почему вы не говорите мне, что случилось?

Фрид: Не сердись на нас, Казик, нам трудно говорить об этом.

Господин Маркус: Действительно так… Что случилось… Ты спрашиваешь, что случилось, милый Казик… Случилось, что…

Паула: Что ничего не случилось! Он только крутился там как бешеный, этот крик, и никак не мог прекратиться. Но никакого взрыва, никакого несчастья. Вообще ничего.

Маркус: Очевидно, даже кричать мы не умеем как следует…

Фрид: Да, мальчик. Это в точности тот же самый крик, что ты слышишь теперь.

Казик: Но я ничего не слышу.

Паула: И не удивительно! Ведь ты родился, когда это уже происходило… То есть продолжалось…

— Казик, смерть Казика.

Казик расстался с жизнью в шесть часов двадцать семь минут вечера. К этому времени ему было примерно шестьдесят четыре года и четыре месяца — согласно сравнительной таблице доктора Фрида. Смерть последовала в результате самоубийства. И повлекла за собой также гибель оберштурмбаннфюрера Найгеля.