Пророчество гадалки в плане моего будущего сбылось полностью с той лишь разницей, что мне не пришлось выбирать свой путь, все свершилось помимо моей воли. Выплеснувшееся на улицы Петрограда в первые дни февральского переворота безумие прошлось по городу кровавым цунами. В самую страшную ночь с 27-го на 28-е число моя семья, к счастью, была далеко. Видя, к чему идет дело, я, наскоро собравшись, вывез родных из города в Великие Луки в имение помещика Гаврилова. Однажды я оказал Гаврилову значительную услугу, и теперь он был рад отплатить мне, приютив мою семью. Устроив их наилучшим образом, я решил вернуться в Петроград, понимая, что жители Петрограда нуждаются во мне даже больше моей семьи, которая уже находилась в безопасности.
Однако я не мог предположить, с какой жуткой действительностью мне придется столкнуться. Из тюрем вышли не только политические заключенные — противники царского режима, на свободе оказались уголовники всех мастей, воры, бандиты, убийцы. Обезумевшая толпа в пьяном угаре жаждала крови.
Досталось не только «синим мундирам» — охранке и политическому сыску, как можно было бы думать. Убивали всех представителей правопорядка, без разбора. Половина городовых столицы погибла в первые дни переворота. Их трупы плавали в Обводном канале, бледные, страшные.
Зверства, которые мне довелось увидеть своими глазами, не поддавались описанию. В городе уже никто не пытался навести порядок, да и некому было его наводить.
Моя квартира была разграблена, здание полицейского сыска сожжено. Я шел по улицам Петрограда и не узнавал свой город. Казалось, орды диких кровожадных зверей ворвались в город, который никогда в своей истории не подчинялся врагу.
«Эй, фараоны! Конец вам!» — кричали отовсюду. На моих глазах забили насмерть пристава, потом его жену. Сдержать озверевшую толпу не удавалось. Меня ударили. Раз, потом другой, я упал на снег. А потом меня, уже теряющего сознание, подхватили чьи-то сильные руки и вынесли из кровавого месива. Я так и не узнал имя своего спасителя, как не знаю, выжил ли он сам.
Вернуться к семье в Великие Луки, несмотря на неустанные попытки, мне не удалось — дороги оказались перекрыты. Чудом выбравшись из обезумевшего города, я оказался в Одессе. Я надеялся, что через месяц-другой смогу вернуться обратно, но это оказалось невозможным. Ошибался я и когда считал, что больше никогда не увижу эстафету смертей. Все вернулось спустя восемь лет.
Пожалуй, хватит на сегодня. Артём размял затекшую шею — завитки бабушкиного дивана чувствовались даже сквозь подушку. Ольга услышала, что он встал, и позвала к столу.
Он мрачно уставился на тарелку. Гречневая каша. Пустая, даже без масла. Любимое блюдо больниц и худеющих барышень. Пересилив себя сел за стол, вяло ковырнул гречку и отодвинул тарелку.
— Невкусно?
— Просто не хочется.
На самом деле он был голоден, но всегда можно прогуляться до «Макдоналдса» или «Бургер Кинга». Не бог весь что, но по любому лучше недоваренной гречки.
Ольга замялась.
— На нижней полки холодильника лежали суши, но они уже давно позеленели, и я их выбросила. Ничего?
— Ничего.
Вот, она уже хозяйничает в холодильнике. А дальше что будет? Хотя… Сколько же они там лежали? В последний раз Артём заказывал суши, когда заходил Кирилл, а это было… Да, больше двух месяцев назад.
День тянулся невыносимо долго. Почему-то Артём был уверен, что Марина сегодня непременно позвонит. Вчера было слишком рано, а сегодня — в самый раз. Он не расставался с мобильным, боясь пропустить звонок или эс-эм-эс, но телефон молчал.
Помаявшись — все-таки дома он чувствовал себя неуютно — Артём бросил в приоткрытую дверь: «Я по делам». И не дожидаясь, пока глаза раненой лани посмотрят на него с немым укором, закрыл дверь.
Какой-то определенный маршрут он себе не наметил. Можно было проверить, не закрыли ли власти выход на крышу дома на Мытнинской — завтра туристов на «инициацию» вести, как бы конфуза не получилось. Еще лучше было доехать на метро до Василеостровской и наконец-то составить «бродилку» по необычным дворам Васильевского острова. А можно было и просто погулять по городу — давно он этого не делал.
Артём перешел через мост и направился к Александринскому театру. Театр он всегда обходил с левой стороны — так интереснее. Его всегда поражала мешанина архитектурных стилей в этом уголке города. Первым, как и всегда, взгляду открылось импозантное желтовато-оранжевое здание кредитного общества, словно сошедшее с картин эпохи Возрождения. Следом за ним пристроился «дом с петухами» нахального розового цвета. Это здание, похожее на сказочный русский терем, с детства казалось Артёму чьей-то шуткой. Будто чья-то невидимая рука смеха ради перенесла яркий, лубочный терем в самый классический уголок города. С розовыми петухами резко контрастировало серой здание библиотеки — строгая классика с частоколом белых колонн.