Утром, растрёпанные, делали завтрак в четыре руки. Глупо шутили, болтали без умолку – точнее, это Инга как будто болтала, а Никита вдумчиво слушал, соглашаясь во многом. Как в сказке всё, как в мечте. Но всё-таки они разъехались по своим делам – надо было идти к родственникам. Инга лишь предложила, что, скорее всего, можно было бы вечером встретиться снова. И, трясясь в автобусе, представляла прошедшую ночь. Воображала всё то, что ещё не случилось, но что обязательно случится. Как наступит лето и можно будет вместе пойти купаться, целоваться в реке. Как можно будет на свой День рождения наконец-таки выбраться куда-то, потому что одной уж совсем как-то грустно. Не хотелось гулять, когда видишь на улицах людей, у которых есть кто-то. Когда видишь компании друзей-подростков, когда за руки держатся парочки, когда семьи с детьми сидят на лавочках в парке… тоскливо быть от всего этого в стороне. Так что выходила Инга только на работу или по делам. Просто так быть одной – слишком неловко.
Но вечером Никита не ответил на вопрос, всё ли в силе. Пришлось сидеть у бабушки, ждать, когда сообщение станет прочитанным. Потом позвонить – без ответа и на звонок. В восемь вечера Инга решила всё-таки прийти в кафе. Просидела там полчаса, прочитала новости – и вернулась домой. Одна. Только купила по дороге вина в супермаркете.
Она писала Никите «в оффлайн» сообщения – одно за одним: «Где ты, как ты, почему не пришёл?»
«Знаешь, я чувствую себя слишком пусто, когда вот такое случается. Надо предупреждать».
«Я волнуюсь, ты жив?»
«Жив, конечно – ты был в сети только что!»
«Только почему-то меня не читаешь».
«Хочешь, сегодня я надену чёрное бельё? Плохой девочкой буду? Для разнообразия».
«Знаешь, сейчас во мне пусто и глухо».
«А у меня вино есть, вот, я его пью. Без тебя».
«Мне так хочется столько тебе рассказать».
«Ты же это прочтёшь… я могу и так начать».
«Ты мне напоминаешь одного моего знакомого. У него была девушка, и он постоянно опаздывал к ней. А когда она спрашивала, где он – говорил, что у нас крепостное право отменили дофига лет назад. А девушка смеялась в ответ – и всё было хорошо. Они просто обнимались и всё забывали. Так вот. Если ты это читаешь из «невидимки» – я не зла, не разочарована, нет. Я тоже посмеюсь и обниму тебя.
Вот».
«Или я сама – на пары опаздываю часто. Ну, не слишком, случается просто. То автобус не приедет, то будильник просплю. И студенты меня ждут. Даже правило «пятнадцати минут» не используют. Даже звонят не в деканат, а сразу мне! Так что я ещё не попадалась. Разве что в коридоре меня бы кто-то заметил, хотя все мои коллеги тоже пары ведут».
«Ты же солнышко, где же ты, боже? Ночь уже».
«Или твой телефон автоматически сеть прогружает, будто ты был в сети?»
«Пойду спать. Доброй ночи. Спи сладко».
«Пусть тебе только хорошее снится. То, о чём ты мечтаешь. И я, конечно. Тоже пусть тебе снюсь».
«И ты мне приснись, хорошо? Хочу быть с тобой хотя бы во сне».
«Ты мне нравишься, Ник. Очень-очень».
«Пойду чистить зубы от вина. Напиши, как проснёшься».
«Скучаю».
Проснулась Инга разбитой и уставшей, будто и не спала. И сразу стала проверять сообщения. Увидела там одно: «Ха, всё, ну и поплыл ты, хех».
Одно сообщение… в ответ на столько слов… стало горько и пусто – хоть вой.
Она решила не звать Никиту больше сама. Пускай первый зовёт. И поменьше писать. А то силы как-то непропорционально расходуются, когда в том нет нужды. И ответила просто: «Ну, вроде того. Была пьяна, извини».
И стала снова себя занимать: писать статьи, читать, убираться за кошкой. Смотреть фильмы, разбирать закладки в браузере. Листать ленты соцсетей. Писать в полупустой твиттер почти без подписчиков, как мысленно нарекла, «всякое нытьё». Даже сделала стих:
Ну, что ж. Молчи, обняв колени
мои, припав к моим грехам.
Пускай в постели, как на сцене,
звучать молитвам да стихам.
Молчи, целуя мою шею.
Молчи, кусая у ключиц.
Молчи, со мной от счастья млея,
лишь так – молчи.
Молчи, боясь нарушить тайну:
она порочна и тиха.
Пусть разливается бескрайне
внутри волна.
И тут же, позабыв намерение пока что не писать Никите, отправила стих сообщением. Он прочёл. Ответил пять минут спустя: «драматично».
Как будто там его подменили, что ли? Или это эгоизм мешает даже представить, что он может быть занят? Инга решила написать всё, как есть. Всё, что думает: «Знаешь, можно было бы и ответить хоть что-то на вчерашнее. То «поплыл» – это только лишь форма, ну, в смысле, я трезвая сказала бы ловчее. Но суть ведь та же. Где ты был? В чём причина того, что ты просто не вышел на связь?»
«Как дела у тебя вообще? Я хочу просто знать, что, ну, знаешь, волнуюсь зря. Что у тебя всё вообще хорошо».
«А то так отвечаешь, будто тебе телефон выдают на минуту. Как в палате или в СИЗО, прости за сравнение».
«Итак, вопрос тот же: ты как там, Ник?»