Смейся, паяц!

Последний год она себя плохо чувствовала, быстро уставала, дышала тяжело, подскакивало давление. Врачи говорили, что это астматические явления, выписывали кучу таблеток. Она никогда не жаловалась, наоборот, всегда успокаивала меня: «ничего страшного, пройдёт, мне уже лучше». И я довольствовался этим, вместо того, чтобы забить тревогу и заставить её немедленно пройти тщательное обследование. (Как потом выяснилось, у неё была не астма, а сердечная недостаточность, которую наши прославленные израильские врачи пропустили). «Потом, Шуронька, потом, когда пойду на пенсию…». Но она не могла существовать вне своей деятельности и очень болезненно переживала предстоящий уход на обочину. Ей казалось, что она перестанет быть нужной, не сможет в том же объёме помогать тем, кто нуждается в помощи. Она составляла планы дальнейшей работы в министерстве уже без своего участия и, конечно, от этого у неё ещё больше болело сердце. Именно тогда мне надо было быть к ней особенно внимательным, уделять больше времени, убеждать, доказывать, объяснять, как она нужна мне, детям, всей нашей семье… Но я и этого не сделал, не помог ей, не поддержал и не удержал – я был занят «великими» делами: ещё одна пьеса, ещё два фестиваля, ещё три концерта!.. А она уже уходила, уходила, потому что ощущала себя менее нужной.

За сутки до отлёта, вечером, ей стало плохо, сильные боли в спине, с левой стороны. Я вызвал «Скорую помощь», её отвезли в больницу «Вольфсон» с подозрением на инфаркт. Но врачи успокоили, что пока инфаркта не видят и думают, что это боли в позвоночнике. Завтра утром они это же подтвердили. Я просил сделать максимальное количество проверок, чтобы знать, могу я улетать или нет. Часа в четыре они снова заявили, что исключают подозрение на инфаркт и убеждены, что причина болей в позвоночнике. И я улетел с тем, что она придёт в себя и через несколько дней прилетит ко мне в Киев.

...

Сейчас в ужасе спрашиваю себя: как я мог оставить её в больнице? Почему я её бросил?.. Как мог поверить врачам и понадеяться на них?… Да потому что хотел поверить! Хотел лететь!.. Ну, как же, ведь там ждут, я могу подвести организаторов и сорвать концерты!.. Господи! Кто или что тогда так затмило мне глаза и замутило душу? Как же я не смог соизмерить главного в моей жизни с мишурой!.. Я всегда считал своим основным достоинством то, что никого никогда не предавал – но ведь её я тогда предал! Предал! Предал!..

Через пару дней её выписали домой. Боль в спине чуть утихла, но всё ещё не ушла – врачи убедили её, что это пройдёт. Я звонил по несколько раз в день, она успокаивала меня, говорила, что ей лучше и она готовится к полёту. Мне бы тогда бросить всё и вернуться, и заняться её здоровьем, но я снова упустил эту последнюю возможность спасти её!

Она прилетела в Киев в нехорошем состоянии: слабая, быстро уставала, дышала тяжело. И, как назло, в Киеве, а потом и в Москве, стояла тридцатиградусная жара. Она попросила отменить все встречи с друзьями – ей было тяжело.