– Ге-ге! – хмыкнул Кыкват. – От ваших глаз сокрытое вижу я. Как песцов в тундре, развелось в вашем шатре болезней. Наверное, чем-нибудь вкусным кормите их?
– Сами полосками шкуру с шатра срезаем и варим, – Аинка обиженно показала кусочек
старой моржовой кожи. Кыкват задумчиво помял негнущийся бурый клочок.
– Может быть, эту пищу больше всего любят болезни? Прямо разжирели они! Как
теперь выгнать их? Придется вам чем-нибудь другим питаться.
Лайнэ и Аинка только переглянулись.
– Разве в яранге они? – старуха боязливо засунула внутрь голову и радостно
воскликнула. – Нет тут никого!
Кыкват тоже осторожно заглянул в щелку. Во мраке множество глаз блестело.
– Так и бегают, перед глазами мелькают. Ы-ыч! – крикнул он. – Не пугаются даже, с
любопытством смотрят.
– Что же делать? – запричитала Лайнэ, – Ты ведь камлал, отгонял болезни!
– От входа туда, внутрь! – Кыкват сердился все больше,-
Чтобы не побежали дальше по селению, ни на кого не напали. Для того чтобы в тундру
их прогнать, гораздо сильнее камлать придется, Если Сверху Сидящего просить буду, своих
песцов принесешь, чтобы смилостивился он…
У девушки вдруг вырвалось:
– Почему просто так не может он смилостивиться?
Кыкват сильно засопел. До чего глупы эти молодые, не зря ведь запрещают им
разговаривать со старшими, чтобы не морочить умные головы глупыми замечаниями!
– Даже из шатра своего никто просто так не выходит, – обронил он, словно
разговаривая сам с собой, но Аинка невольно прикусила язычок – мать сильно дернула ее за
рукав, приказывая замолчать. – А кто-то хочет, чтобы Сверху Сидящий просто так над ним
смилостивился. Если знает, что Сверху Сидящий просто так все делает, почему сам к нему
не обратится, не попросит?
Сухой кулачок матери больно ткнул Аинку в спину, так что она влетела в шатер.
Потирая ушиб, она прильнула к стенке и насторожилась, по привычке мысленно споря с
шаманом.
– Гласит пословица: «Если ты женщина – молчи!» – пробормотал он. – Ведь на
женском языке все равно ты всегда разговариваешь.
Лайнэ постаралась укротить его гнев:
– Плохая охота нынче была… Давно болеет старик. Съедобные корни едим, ягоды, евражек…
– Хм… – шаман сосредоточенно щупал свою поясницу.
– На мясо и жир хотели обменять мы шкурки, – жалобно продолжала старуха. – Или на
какую-нибудь пищу у торговцев. Очень плохо зимой без еды. Холодно в пологе, когда
жирники не горят.
Кыкват махнул рукой:
– Какая-нибудь пища торговцев не годится для настоящих людей.
– Что делать, если только какую-нибудь пищу привозят они.
– Когда вылечится Татай, добудет много мяса и жира, – возразил шаман.
– Думаешь, легко добывать? – прошептала девушка за стенкой шатра.
Но Кыкват и без нее прекрасно понимал, что и десять песцов не спасут семью Татая.
Придется старикам уйти к верхним людям – что поделаешь? Даже обменяв шкурки на
какую-нибудь еду, они долго не протянут, все равно скажут Аинке: «Ремень приготовь…» И
дочь со вздохом облегчения затянет ремень на их ослабевших шеях, поможет без мучений
покинуть эту землю. А сама перейдет в шатер жениха.
Кыкват опустил голову. Нужно немного еды дать им. Он жалел стариков, но запасы его
хотя и велики, а не беспредельны: самому что-то есть надо всю зиму да и жен кормить.
Смеющийся Пеликен Евгений Наумов
Пусть Амек что-нибудь даст им, у старшины-очень большие запасы. Мысли Кыквата
приняли другое направление.
– Почему замуж не выходит девка? – сварливо спросил он, – Почему женихам
отказывает, неразумно поступает? Разве как ягель растут женихи в тундре?
Аинка насторожилась.
– Не хочет она замуж, – сокрушенно вздохнула Лайнэ. – Смеется над женихами, боится
их почему-то. Омрылькоту отказала, Тынескину отказала… Не идут больше женихи. Что
делать, не знаю.
Аинке не хотелось выходить замуж. Ничего хорошего не приносит это девушке. Все ее
подруги замуж вышли и что же – плакали, не раз к родителям прибегали, да те всегда назад к
мужьям возвращали их, а мужья потом с еще большим ожесточением избивали.
«Выйду замуж, – думала Аинка, – и меня каждый день избивать будут». – Даже
дрожала от этой мысли и на женихов готова была броситься с ножом или копьем. «Почему с
женами всегда кулаками разговаривают мужья, ведь у них, как и у других людей, тоже рты
есть? Но для ругани, наверное, только предназначены. Зачем, мне муж? – думала. – Лучше
сама охотиться буду, зверя добывать, помогать родителям. А если замуж выйду, то наверное, за искалеченного – без рук, лишь бы не бил меня».
– Отказала! – крякнул Кыкват. Ему вспомнилось, как приезжали в селение веселые, с
красными лоснящимися лицами юноши – сыновья важных родителей, а утром уезжали тихо, тайком, пряча глаза от жителей, как не подобает уезжать таким юношам. Женихам разве
отказывают?
Девушка так и съежилась за стенкой шатра.