Смех баньши

А потом пал туман. Наплыл тяжелыми дымными клубами почти абсолютного мрака из глубины леса, с чудовищной быстротой заволакивая, поглощая все вокруг. Видимость резко упала, все растворилось, помутнело, и даже соседний костер казался призрачным болотным огоньком.

Мы спугнули в тумане какую-то птицу, устроившую в ветвях настоящий грохот, а адский пес возбужденно растявкался, но больше ничего не случилось. Просто мы первыми встретили жемчужный рассвет. Великолепная вышла коллекция меняющих освещение и прозрачность пейзажей.

Потом туман в какой-то степени сказался на «серых клеточках» — некоторая призрачность стала преследовать нас и средь бела дня. А друид все приставал с какими-то дурацкими расспросами то о медведях, то об эльфах.

— Я знаю, что ты это знаешь, — похихикивал он тихонько, как-то мерзко потирая свои коричневые паучьи лапки.

Чтобы он отвязался, я наговорил ему бог знает чего — он что-то призадумался, перестал хихикать, а потом его обеспокоенная мордочка пропала из виду, будто ветром сдуло. Что я, собственно, такого сказал? Кажется, что и среди медведей и среди эльфов встречаются шатуны, которые не дают людям покоя, и надо все время быть начеку, так как шатуны эти сильно не в себе. Кажется, друид правильно все понял на свой счет и обиделся.

А потом какие-то эльфы обстреляли нас издали, не показываясь, стрелами и пращными снарядами, не нанеся по счастью, особого вреда, ни одной смертельной раны. И ни одного из них мы так и не увидели. Не обращая внимания на всякие мелочи, мы продолжали путь. А Гвенивер снова пела. На этот раз, целую поэму, то и дело сверяясь с пергаментом. Меня восхитило, что она умела читать. Графиня Элейн, судя по проявленному к пергаменту интересу, тоже.