Смех на все случаи жизни

Франклин. Читайте же его!

Подагра. Он слишком длинен; назову лишь некоторые.

Франклин. Начинайте. Я весь внимание.

Подагра. Ты, надеюсь, помнишь, как часто ты давал себе обещание отправиться утром на прогулку в Булонский лес, или в Парк де ля Мюэтт, или в свой собственный сад, а потом это обещание нарушал? Сегодня слишком холодно, уговаривал себя ты, или, наоборот, слишком жарко, или ветрено, или сыро…Тогда как на самом деле ты попросту не хотел, как обычно, себя утруждать.

Франклин. Соглашусь: такое, пожалуй, бывало – но никак не более десяти раз в год.

Подагра. Боюсь, ты грешишь против истины; я насчитала не десять, а сто девяносто девять раз в год.

Франклин. Неужели это хоть сколько-нибудь соответствует действительности?

Подагра. Не сколько-нибудь, а в полной мере. Можешь мне поверить. Ты же хорошо знаешь парк мадам Брийон; какие там прекрасные прогулки, наверняка помнишь великолепную лестницу в сто ступеней, что сбегает с террасы на лужайку. Насколько мне известно, ты имеешь обыкновение наносить визиты этим чудесным людям два раза в неделю, после обеда, не правда ли? Не ты ли сам говорил, что «десять миль по дороге соответствуют одной миле, когда опускаешься или поднимаешься по лестнице»? У тебя тем самым была отличная возможность сначала прийти к ним пешком, а потом, войдя в парк, еще и подняться по лестнице. Скажи, и часто ты пользовался этой возможностью?

Франклин. Затрудняюсь ответить на этот вопрос.

Подагра. Тогда отвечу за тебя я. Ни разу.

Франклин. Ни разу?!

Подагра. Именно так. Летом ты отправлялся в Брийон в шесть вечера. Хозяйка дома, эта прелестная дама со своими очаровательными детьми и друзьями, с радостью прогулялась бы с тобой по аллеям парка, ублажая тебя вдобавок приятной беседой. А что же ты? Каков был твой выбор? А вот какой: сидеть на террасе, наслаждаться красотами парка, даже не помышляя о том, чтобы спуститься вниз и пройтись по нему. Вместо прогулки ты просишь подать себе чаю и шахматную доску, и, о ужас, просиживаешь за ней вплоть до девяти вечера, и это при том, что после обеда ты уже играл в шахматы два часа кряду. А затем, хотя и мог бы отправиться домой пешком, что наверняка бы тебя несколько взбодрило, ты поднимаешься от шахматной доски и тут же садишься в экипаж. И еще надеешься, что сия беспечность не скажется на твоем здоровье! Нет, без моего вмешательства тут не обойтись.

Франклин. Теперь я, кажется, понимаю справедливость сказанных Бедняком Ричардом слов{4}: «Наши долги и наши прегрешения всегда больше, чем мы предполагали».

Подагра. Совершенно верно. Ваши философы мудры в своих изречениях и глупы в поведении.

Франклин. Вы, стало быть, обвиняете меня в том, что от мадам Брийон я возвращаюсь в экипаже?

Подагра. Разумеется, ведь, просидев сиднем целый день, ссылаться на усталость ты не вправе, а следовательно, мог бы легко обойтись и без экипажа.

Франклин. И что же, по-вашему, я должен сделать со своим экипажем?

Подагра. Сожги его, если хочешь, – тогда, по крайней мере, он даст тебе то тепло, какое не давал раньше. Или, если это предложение тебе не по душе, вот еще одно. Ты, должно быть, заметил, что среди бедных крестьян, что работают на виноградниках и в полях в окрестностях Пасси, в Отейе, в Шайо, есть несколько стариков и старух, согбенных и, быть может, даже покалеченных от бремени лет и непосильного труда. После тяжелого дня этим бедным людям приходится брести милю-другую, никак не меньше, до своих полуразвалившихся лачуг. Так вот, отдай распоряжение кучеру, чтобы тот их подвозил. Такое решение будет полезно для твоей души, если же ты вернешься от Брийонов пешком, то и для тела.

Франклин. Боже, как же вы несносны!

Подагра. Что ж, в таком случае за дело! Не забывай, я твой врач. Вот тебе!

Франклин. О-о-о! Вы не врач, вы сущий дьявол.

Подагра. Как же ты, однако, неблагодарен! Разве не я, будучи твоим врачом, спасла тебя от паралича, падучей и апоплексии?! Если б не я, один из этих недугов давно бы свел тебя в могилу.

Франклин. Признаю и благодарю вас за прошлое, но умоляю прекратить ваши визиты в будущем, ибо по мне уж лучше помереть, чем исцеляться столь мучительным образом. Позвольте и мне намекнуть, что и я питал к вам дружеские чувства. Я ведь никогда не напускал на вас врачей, не было ни одного знахаря, ни одного шарлатана, коего бы я нанял, дабы он избавил меня от вас. И уж коли после этого вы не оставляете меня в покое, значит, и вы тоже неблагодарны.

Подагра. Твои резоны я принимать отказываюсь. Что же до шарлатанов, то их я ненавижу всей душой: вот они-то тебя и в самом деле могли погубить – мне же не принесли бы никакого вреда. Что же до истинных врачей, то они убеждены: у таких, как ты, подагра – никакая не болезнь, а, напротив того, – лекарство. А к чему избавляться от того, что исцеляет? Но – к делу. Вот!