Смелая женщина до сорока лет

Но как-то по-странному. Каждому хотелось, чтоб другой к нему приполз, как щенок, виляя хвостиком и умильно глядя. А уж он – или она – потом даст ему кусочек сахару. Или почешет за ухом. Или не даст и не почешет.

Она, например, мечтала, что он из этакого мажора превратился в заурядного и бедноватого дяденьку с неудачной жизнью. Одинокого и безработного. А она будет знаменитая на весь мир кинозвезда. А он придет к ней наниматься шофером. И она его наймет: рослый, спортивный, почти красивый. Но самое интересное – она его не узнает! Он-то будет смотреть на нее во все глаза, с обожанием, желанием, покорностью, а она, мельком ловя его взгляд, тоже мельком подумает: «Что это он на меня шары выкатил? Уволить его, что ли? Ну ладно, пускай. Кошке позволено смотреть на короля, а коту – на королеву». Однажды он ей все-таки признается: «Помните, девятый класс сто девятой школы в Малом Никоновском переулке? То есть – помнишь? Нет, ты помнишь?!» – и назовет ее по имени, без отчества, уменьшительно. И она вспомнит! Улыбнется! Может быть, промокнет платком уголки глаз. Наверное, тоже назовет его школьным именем. И даже слегка потреплет по плечу.

Но и всё! Но больше – ни-ни!

А он мечтал примерно о том же. Он мечтал, что она будет долго и безуспешно поступать во ВГИК или в какой-нибудь театральный институт, а седые мэтры в приемной комиссии будут перешептываться: «Да-с… Мама у нее ого, а она – увы. Ничего не попишешь, на детях природа отдыхает…» Потом она будет много раз неудачно пробоваться в кино, сикось-накось выходить замуж, уезжать за границу и возвращаться, и в конце концов станет работать уборщицей. И наймется к нему на виллу. А он-то сначала немного послужит по государственной части, наберет нужных связей, потом уйдет в бизнес – и конечно, он не узнает эту тетеньку, время от времени встречая ее в прихожей своего роскошного дома на Рублёвке. А она будет смотреть на него из-под выцветшей челки, смотреть преданно и пристально, и он однажды спросит, этак с насмешкой: «У меня, наверное, что-то на носу выскочило? Что вы на меня смотрите как врач-косметолог на прыщ?» А она назовет его школьным уменьшительным именем, и он вспомнит, и улыбнется, и даже закашляется как бы смущенно, и тоже назовет ее школьным именем, и даже, возможно, погладит ее по руке.

Но и всё! Но больше – ни-ни!

Мечты, однако, опасная штука.

Если сильно мечтаешь, оно сбывается. Порой – взаимно.

Вот и здесь.

Она, конечно, поступила в театральное училище, и даже что-то сыграла на сцене, и несколько раз неплохо снялась в сериалах. Но что значит – неплохо? Как все. То есть как вторая половина этих «всех». Точнее, как последняя четверть. То есть никак. Потом у нее был тяжелый, выматывающий душу и деньги роман с режиссером, с одним из тех то ли циничных, то ли искренних притворяшек, у которых вот-вот всё будет, а пока нужно срочно собрать энную сумму на проект. Она поверила. Потеряла квартиру, которую ей купила мать. Насмерть поссорилась с матерью. Слава богу, детей не было. Начала попивать. Слава богу, без травки и всяких там веществ. Но третий муж на этом и сгорел. Не сел, а помер. Попросту так, от передоза. Она сумела завязать. Но четвертый муж всё равно ушел, точнее – прогнал, а жить было негде.

А что он? Он-то поначалу ходко двинулся вперед и вверх, уже и дослужился до госсоветника второго класса, типа гражданский подполковник, уже и бизнес свой сделал, и папа здорово помог и прикрывал, и вот он совсем уже собрался уходить в отставку, чтоб плотно заняться своей фирмой, – и вдруг на самом верху затеяли зверскую чистку, прям как в книжках писали при Сталине было. В общем, папу арестовали, а всех папиных людей, включая родного сына, отовсюду с корнями стали выдирать, выпалывать. Спасибо, не посадили. Но квартиру отняли: служебная площадь незаконно приватизирована, иди куда хочешь. Он с тех пор стал как бы тайный либерал, всё время бурчал про себя: «Помнишь, папочка, ты всё ныл, что Сталина не хватает? Вот тебе Сталин. Нравится?» Но передачи собирал и раз в полгода ездил на свидание. Отец же! Тем более мама умерла. Больше некому.

В общем, нанялся шофером, в детский хоспис на Белозерской.

А она там уже нянечкой работала. В том числе и полы мыла.

Они, конечно, сразу друг друга узнали.

Улыбнулись. Пожали руки. Вспомнили свои школьные прозвища. Даже обнялись чуточку. Но и всё! Но больше – ни-ни! Хотя им было всего по сорок. Ну, может, с маленьким хвостиком. Оба пока еще вполне.

Почему так? Да потому что у нее уже был завхоз, а у него – повариха, она его сюда и устроила.

Диалоги, диалоги ремесло сценариста

– Александр Сергеевич, а кто этот молодой человек? Вот, вот…

– Это Онегин, мой добрый приятель.

– Познакомьте нас. Но вперед скажите, откуда он взялся, пардон?

– Оттуда же, откуда и все мы! Простите мне сию грубоватую шутку. Он родился на берегах Невы, там же, где, наверное, и вы родились.

– Я родился в Москве.