Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни

Может быть, и правда есть какая-то космическая сила справедливости – по крайней мере, когда дело касается мелочей, потому что мой телефон так и не зазвонил, и те двадцать пять минут, что я провела с ней в палате, мне не пришлось думать о чем-то другом, помимо ее выписки.

Радость, скорбь – узора два
В тонких тканях божества.
Можно в скорби проследить
Счастья шелковую нить.

(Перевод С. Маршака.)

И снова в своем стихотворении Уильям Блейк находит мудрость в простой истине: «Кто для радости рожден, кто на горе осужден». Джен стала воплощением и того и другого. Она была чудесным человеком, сраженным страшной болезнью; любовь ее мужа поддерживала ее и помогала справиться с постигшим ее несчастьем. Мне хочется верить в то, что, уделив ей столько внимания в день ее выписки, я внесла свой посильный вклад в ее спокойную жизнь.

Вспомнив про проведенное с Джейн время, я закрываю глаза и уши на все остальные свои дела, когда возвращаюсь в палату к Дороти. Кажется, будто ни она, ни ее муж не сдвинулись с места, однако рядом с кроватью теперь стоят два чемодана, а все фотографии со стены пропали. «Мы готовы», – говорит она. На ней забавная шляпка в духе Мэри Поппинс, а рядом на кровати лежит темное шерстяное пальто.

– Отлично. Тогда просто распишись вот здесь, – говорю я ей, открыв нужную страницу и указав на строку для подписи. – Видимо, тебе понадобятся две коляски – одна для тебя, а вторая для всех твоих вещей, – говорю я, оглядывая два ее чемодана, сложенное на кровати фиолетовое стеганое одеяло, а также коробку с пазлом на столике.

– Это точно. А он сможет толкать одну из них, – она показывает рукой на своего мужа. – Я возьму в руки одеяло. Пазл можно положить в эту сумку и повесить ее на коляску. – Я понимаю, что такая Дороти и есть на самом деле. Какой бы милой она обычно ни была в больнице, ей нравится всем руководить, в том числе и сборами.

– Я вызову санитаров с колясками… – И только я тянусь к кнопке на телефоне, как он тут же звонит.

Я слышу вежливый и тихий голос сопровождающей санитарки: «Не могли бы вы подойти еще разок?»

– Прямо сейчас? – спрашиваю я. Ну почему я не могу сначала закончить с ними? Почему я не могу сначала отправить Дороти домой?

В трубке слышится пронзительный голос Кандас.

– Иду.

– Сейчас же позвоню по поводу колясок, – говорю я Дороти, демонстративно набирая на телефоне номер, пока открываю дверь ее палаты и выхожу в коридор.

Кандас начинает говорить, но тут же замечает, что я звоню по телефону. Она прищуривает глаза и кривит губы. Улыбаясь, я поднимаю руку, надеясь, что этим жестом у меня получилось выразить «Пожалуйста, подождите, сейчас я освобожусь», а не «Господи, ну что на этот раз?»

Заказав две инвалидные коляски, я вешаю трубку и смотрю на Кандас.

– Я готова. Просто когда я уходила, то рассчитывала, что ты останешься. Потом я вернулась с телефоном, а тебя уже нет. – Она говорит язвительным, неприятным голосом, однако за ним я слышу кое-что еще: боль. Тогда-то я и вспоминаю всю ее историю. Впервые я повстречала Кандас несколько месяцев назад, и она рассказала мне про свою проведенную несколькими годами ранее серьезную операцию, после которой она очень долго поправлялась. Это было в другой больнице, и я не знала ее врачей. На животе у нее остался огромный зигзагообразный шрам, который она мне показала. Ушли месяцы, прежде чем боль полностью прошла, и хотя она и не собиралась заводить детей, после операции она больше не могла стать матерью.

Я совершенно обо всем этом позабыла и теперь, вспомнив, смотрю на нее и стараюсь увидеть всю целиком, а не только ее задранный подбородок и обвинительный тон. «Простите. Отвлекли».

– Я просто думала, что вы подождете. Вот и все.

– Ничего страшного, – говорит она, поворачивается ко мне спиной и снова запрыгивает на каталку.

– Вы правы; я не предупредила. Увидимся, когда вы вернетесь. – Она ничего не отвечает, и санитарка сочувственно на меня смотрит, после чего начинает толкать перед собой каталку. Я чувствую себя разбитой и тут слышу звуковой сигнал вызова и вижу, что над дверью в палату Шейлы загорелся свет. Черт побери! Должно быть, ей снова нужно обезболивающее, а Дороти все еще у себя в палате.

Я поворачиваюсь к двери в палату Дороти, и мой телефон звонит. Ну что теперь? Я держу в голове множество деталей, ношусь со всех ног, и при этом у меня такое чувство, будто я топчусь на месте. Именно я должна сделать последний шаг, чтобы Дороти могла отправиться домой. Именно я должна позаботиться о том, чтобы Шейла была в целости и сохранности доставлена в операционную. Именно я должна подключить мистера Хэмптона к его лекарству, а также проследить, чтобы оно его не убило. А тут еще и Кандас: ухаживая за ней, мне приходится прилагать большие усилия, чтобы не сказать чего-нибудь, о чем потом пожалею. А еще постоянно нужно следить за тем, чтобы не забыть, пока меня постоянно отвлекают, какую-нибудь важную деталь.