Смена

– Началось все тогда, когда мне было лет пятнадцать, – Светлов убедился, что вокруг никто не слушает, кроме Леши, да и тот не вспомнит завтра разговор, – друг детства привел меня в одну компанию, где все были старше нас. Они промышляли не совсем законными занятиями: вытаскивали аккумуляторы из машины, магнитолы, обносили квартиры летом, пока хозяева были в отпусках. Зарабатывали они этим делом очень неплохо. А мне что было делать? Я как узнал, что можно зарабатывать так, то к раздаче листовок возле торговых центров возвращаться мне не хотелось. Нашей семье нужны были деньги. Отца я никогда не видел, а мама болела. Я был полезен тем парням. Там, где они не могли пролезть, пролезал я. То, что не могли достать они, доставал я. Делились они со мной честно, никогда не смеялись надо мной, я себя чувствовал "в своей тарелке" в их кампании. Мы занимались этим около года. За этот год маме понадобилось удвоить количество лекарства, но я был способен ей их дать. Стал видеть ее реже из-за того, что мы увеличили количество краж. Я чаще был в чужих домах, чем в своем… Чем с мамой. Но из-за частоты краж, меня регулярно стали возвращать домой под конвоем. У мамы не было сил ругать меня, она лишь вздыхала. Эти вздохи разрывали мне душу, но я вновь убегал из дома, чтобы заработать на лекарства. Я верил, что вот-вот она пойдет на поправку. Это придавало мне сил. – Светлов говорил это с придыханием, еле слышно, шепотом. – Не редкий сон тогда восполнял мои силы, не энергетики, не адреналин от проникновения в чужие квартиры, а именно надежда на то, что скоро мы с мамой будем снова вместе гулять. Я верил, что скоро наступят времена, когда единственное, чем я буду огорчать маму, это то, что я не надел шапку, или за то, что я не забежал пообедать между уроками. Она бы тяжело вздыхала не от невыносимой боли, а от того, что у нее расклеилась туфля… В канун моего дня рождения, когда мне исполнялось шестнадцать, моя компания решила сделать мне подарок и вынести квартиру одного владельца магазина. У него, поговаривали, дома целые горы золотые. Все прошло как обычно: я залез ночью в окно, открыл дверь товарищам, и встал "на шухер" во дворе возле калитки. На что они там наступили, нажали или еще что, я не знаю, но сработала сигнализация и утро мы встретили в обезьяннике. На меня у ментов не было ровным счетом ничего, кроме того, что меня видели соседи, как я стоял "на шухере" возле калитки. Подельники объяснили, что они возьмут всю вину на себя, они не хотели мне жизнь ломать. Меня отпустили. Я побежал домой… В общем, я одумался после всего этого, в школу назад меня брать не хотели, устроился на автомойку, там до армии поработал, потом по контракту на три года остался, дальше вернулся и через одного хорошего знакомого, меня все-таки взяли в колледж, чтобы я хоть какое-то образование получил. Отучился с отличием… Как бы этого хотела мама… – Светлов утер нос рукавом рубашки. – Поработал тренером, хорошо у меня это получалось, меня вот сюда и позвали.

– Ты что-то не договариваешь… Мама-то выздоровела?

– Тебе нужно это знать? – голос Светлова стал серьезнее.

– Я никому не скажу, поверь. – Смотря сквозь Светлова, пообещал Леша.