Смена полярности (ЛП)

Но Лаванда восприняла случившееся на удивление мирно. Настолько мирно, что даже признала свою вину за чересчур активное подталкивание Гермионы к действиям. Та же никогда не испытывала столь сильного облегчения. Лаванда в ярости была подобна ядерной смеси бури и извержения вулкана. Если бы такая ярость выплеснулась на Гермиону, это стало бы — без шуток — полнейшей катастрофой.

Гермиона, однако, рассказала не всё. Она упомянула о том, что Драко стал свидетелем её унижения, но последовавший за этим поцелуй почему-то решила сохранить в тайне. Её обуял суеверный страх: если рассказать кому-нибудь о поцелуе, то последний шанс заполучить Драко будет потерян.

А всё потому, что, несмотря на её решение оставить Драко в покое и опустить руки, этот поцелуй вернул ей надежду.

Драко Малфой не был геем, Гермиона была в этом уверена. И, возможно, ненавидел её не так сильно, как утверждал (как и говорила Лаванда), Гермиона была уверена и в этом. А ещё Драко Малфой знал, что и она его не ненавидит. Если он умён — а Гермиона знала, что так и есть, — то точно догадался, что она в него влюблена. Если он не понял этого после торта с Амортенцией, поцелуя в экипаже или после неудавшегося «покушения на поцелуй», то после заявления Снейпа уж точно должен.

Однако, была ещё одна проблема. Почему-то Драко продолжал её отталкивать. Если Гермиона хотела отношений с Драко, проблему эту нужно было найти и обезвредить. Но что же это за проблема? Точно не сомнительная гомосексуальность и не отвращение, но тогда что?

И тут Гермиону осенило: быть может, всё из-за того, что она маглорождённая?

«Неужели он до сих пор придаёт этому значение?»

А если придаёт? А если, несмотря на переход на «светлую сторону» и внешне хорошее поведение, он всё ещё оставался тем отвратительным фанатиком, которым его воспитал отец? Если подумать, вполне возможно! В конце концов, он почти восемнадцать лет находился под влиянием чистокровных предрассудков Люциуса Малфоя, а такое просто так не забывается.

«Но он поцеловал меня! Причём дважды!» — в отчаянии подумала Гермиона.

Стал бы он целовать её… прикасаться к ней, если бы по-прежнему считал, что она грязная — как и все маглорожденные? Разве он не избегал бы её, если бы всё ещё придерживался предрассудков чистокровных? Разве не оттолкнул бы её и вытер рукой губы, грязно оскорбив напоследок?

Но нет, ничего подобного. Вместо этого он сам поцеловал Гермиону безо всякой просьбы с её стороны. И не оттолкнул её, а лишь притянул ближе. Она до сих пор помнила его объятия, ласки, поцелуи…

Ерунда какая-то! Полнейшая бессмыслица. Даже для Гермионы это было слишком запутанным. Она решила, что лучший способ узнать — это спросить самого Драко. Однако делать это не очень хотелось. Гермиона не была столь сильна духом для такого вопроса, да и отказ принимать не желала. Не сейчас.

«Да и, — добавил её внутренний оптимист, — если судить по его поведению, то мне, возможно, и не понадобится спрашивать. Быть может, он снова поцелует меня и развеет все мои страхи».

***

Но вместо того чтобы развеять страхи, Драко лишь приумножил их. Он избегал её, а когда не удавалось, просто игнорировал.

Гермиону смущало такое поведение, но она постоянно напоминала себе, что в этом нет ничего необычного. То, что Драко поцеловал её, не означает, что что-то изменилось — пусть даже она и надеялась на обратное. Нельзя влюбиться только лишь после двух жалких поцелуев. Нельзя изменить мнение о человеке. Да и, раз уж на то пошло, изменить сексуальную ориентацию тоже нельзя.

Драко Малфой вполне мог быть… бисексуалом.

Как-то ночью в начале третьей недели августа Гермиона даже разрыдалась в подушку от отчаяния из-за этой мысли. Драко Малфой — бисексуал. Он в состоянии «сделать стойку» как на мужчин, так и на женщин. Весь мир был у его ног: люди обоих полов, будто пироги с разной начинкой, в которые он мог запустить пальцы — или нечто более выдающееся — и с наслаждением распробовать. Вот мерзавец.

Боже правый, как она могла быть настолько глупой, настолько слепой? Почему это никогда не приходило ей в голову? Она-то думала, что совершила нечто грандиозное, что изменила его, поменяла полюса, а на самом деле он совсем не изменился. Но внутренний голос настаивал:

«Даже если он и бисексуал, это не отменяет того, что он поцеловал меня. Если бы я ему не нравилась, он бы так не сделал».

Эти мысли, будто горошина под матрасом, мучили её, не позволяя прийти к однозначным выводам. Лежа в постели, Гермиона медленно сходила с ума от разных догадок и бесконечных «а если». Нравилась ли она Драко? Если да, то почему он её игнорировал? А если она ему не нравилась? Но тогда зачем он её поцеловал?

Подобные мысли бродили в голове Гермионы бесконечным кругом, будто щенок, гоняющийся за своим хвостом.

«Я должна спросить его. Собраться с духом, пойти и спросить, потому что если я этого не сделаю, то никогда не успокоюсь».

Поджав губы, уставившись на паутину на потолке, сжав кулаки, Гермиона Грейнджер твёрдо решила спросить Драко Малфоя, нравится ли ему. И если он ответит, что нет — забыть о нём и двигаться дальше.