Именно так. Гермиона хорошо усвоила этот урок. Добиваться Драко Малфоя и дальше — дохлый номер. Не стоит он ни сил, ни времени. Гермиона не могла поверить, что столько времени потратила, пытаясь привлечь его внимание, а оно было полностью сосредоточено на другом. А что она вытворяла! Как низко пала! И все ради этого мерзавца, который имел наглость завести отношения с несовершеннолетним учеником!
Нужно обязательно доложить об этом. Гермиона была столь зла, что уже почти решилась пойти к директору Макгонагалл и рассказать обо всем, что видела — и показать свои воспоминания, конечно же. Так ему и надо, негодяю, за то что сердце её будто вырвали из груди и бросили на пол, где его окончательно растоптал огромный слон. Боль от предательства, которую он ощутит, когда всё раскроется, будет столь же сильной, что и боль Гермионы, когда она увидела, как Драко целуется с Германом.
Ну, может и не такой же сильной, но близко к этому. Очень близко.
— Грейнджер.
Вздрогнув от неожиданности, Гермиона отняла ладони от лица и посмотрела наверх. В дверях стоял Драко, в кои-то веки в учительской мантии. Лицо его выражало нерешительность — что было ему несвойственно, — а волосы были в таком состоянии, будто он без конца теребил их.
Легок на помине…
Гермиона тут же собрала все свои записи, закрыла чернильницы, схватила перья и побросала все как попало в портфель.
— Нет, ты только посмотри, сколько времени! — почти пропищала она, застегивая портфель.
— Грейнджер, я должен… — начал Драко, но Гермиона уже вскочила на ноги, уронив стул.
— Какая же я глупая! Я же опаздываю на следующий урок! — Обогнув стол, она больно ударилась бедром об угол. — Боюсь, мне нужно идти!
— Грейнджер…
Но Гермиона, промчавшись мимо, уже вылетела из класса и ничего не слышала.
***
В следующий раз они встретились в этот же день, но уже вечером.
Гермиона направлялась на последний урок — у третьего курса Когтеврана и Пуффендуя, — когда увидела, что навстречу ей выходит Драко.
— Грейнджер…
— О боже! — воскликнула Гермиона. — Не могу поверить, что забыла свою… э-э-э… палочку! Нужно обязательно за ней вернуться!
Резко развернувшись, она направилась прочь. Увы, Драко последовал за ней.
— Грейнджер, Мерлина ради, ты всегда носишь палочку в левом рукаве.
Гермиона удивилась, что он знает о такой мелочи.
— Ну, я, кажется, вспомнила, что забыла её туда положить!
— Вспомнила, что забыла?
— Да! Конечно!
— Грейнджер, пожалуйста, просто…
— Что ж, приятно было поболтать с вами, мистер Малфой, но я спешу!
— Грейнджер!
Но Гермиона уже неслась прочь со сверхъестественной скоростью.
***
Драко же во что бы то ни стало решил добиться, чтобы его выслушали.
Следующим вечером, после ужина, когда Гермиона придумывала домашнее задание для шестикурсников, в открытое окно влетела записка и приземлилась на стол рядом. Гермиона с любопытством взяла ее и начала разглядывать, гадая, от кого она. Но еще большее удивление вызвали проступившие на бумаге слова:
«Грейнджер, ты должна меня выслушать…»
Выронив записку, будто та вдруг стала обжигающе горячей, Гермиона немедленно сожгла её. Однако записка тут же восстановилась из пепла. Гермиона в ужасе наблюдала, как на бумаге вновь проступают слова:
«Ты сожгла мою записку? Грейнджер, я…»
— Инсендио!
Записка снова восстановилась.
«Грейнджер, это уже не смешно».
— Инсендио!
«Ты либо ужасно упряма, либо ужасно глупа. Я склоняюсь ко второму варианту».
Разозлившись на неуничтожаемую бумажку и столь дерзкие сомнения в умственных способностях, Гермиона схватила перо, макнула его в чернильницу и яростно настрочила в ответ:
«Может и так, но я, по крайней мере, не настолько глупа, чтобы резвиться с несовершеннолетними учениками, особенно на территории школы! А теперь оставь меня в покое, подлый мерзавец!»
Часто дыша, Гермиона пристально смотрела на записку и ждала, осмелится ли та — ну, или Малфой — что-нибудь добавить. Но ничего не произошло. Бумага оставалась чистой весь вечер.
***
— Интересно, что он хотел сказать? — размышляла Лаванда. — Ага! Ты попала на Парк-лэйн, и она принадлежит мне. Плати аренду, коварная женщина!
Во вторую пятницу сентября Гермиона с Лавандой играли в «Монополию» у Гермионы в комнате, желая отдохнуть от дел учебных. Лаванда играла на удивление хорошо и уже скупила больше половины игрового поля, все вокзалы и коммунальные предприятия. Ко всему прочему Гермиона уже дважды попадала в тюрьму, несколько раз платила налоги и аренду Лаванде, когда попадала на её участки.
— Меня не интересует, что он хотел сказать, — небрежно ответила Гермиона, отдавая двадцать, затем десять и еще пять фунтов. — Держи. Мерлин, это грабеж, говорю тебе!
— Вообще-то, — усмехнулась Лаванда, — всё ещё хуже, потому что Мейфэр тоже в моей собственности, значит арендная плата двойная. Семьдесят фунтов, милочка! Раскошеливайся!
Гермиона передала ей оставшиеся пятьдесят фунтов и две купюры по двадцать.
— Жадина.
— А что, так и есть, — расхохоталась Лаванда. — Всё равно ты должна была позволить ему высказаться, Гермиона. Кто знает, вдруг он передумал.
— Не передумал, — отрезала Гермиона.