Смерч

— Как мог противник глубокой ночью обнаружить дивизион? — Нестеров гневно сверлил подполковника глазами, будто именно Назаров был повинен в этом внезапном артналете гитлеровцев.

— Как-нибудь не могли себя обнаружить?

— Исключено, товарищ гвардии подполковник. Вы же знаете.

— Есть какие-нибудь факты, подозрения?

— Если бы, товарищ гвардии подполковник. Правда, грызет меня мыслишка.

— Конкретней.

Капитан переступил с ноги на ногу. Лицо его было мрачным, расстроенным.

— Нервной слабинкой не страдаю, вы знаете, а вот грызет и грызет.

— Давай не тяни.

— Сержант Мисютин не дает мне покоя. Больно уж ест глазами начальство. Прямо-таки наизнанку себя выворачивает, исполняя приказания.

— Отличный гвардеец. Дисциплину блюдет.

— Так-то оно так, конечно. Но тут закавыка… Почему бомбежки и артналеты совпали со временем его прибытия в дивизион? Подозрительно как-то… Налетов до того давно уже не было. Выходит, Мисютин на хвосте их притащил?

Назаров задумался. Денис, которому недавно присвоили звание старшего лейтенанта, присутствовал при этом разговоре. Он видел, как потемнело лицо командира полка. О Мисютине уже был разговор. Втроем тогда беседовали с контрразведчиком старшим лейтенантом Павловым; на беседу командир полка вызвал только Виноградова и комсорга. Не сговариваясь, они старались отвести подозрения от Мисютина — казалось невероятным, чтобы такой дисциплинированный гвардеец мог быть врагом. Каждый из них находил хорошую черту в характере сержанта. Сообразительный. Правда, казался слишком уж вышколенным. Но это от радости, что попал в ракетное подразделение. Его рвение, исполнительность и точность можно поставить в пример другим. Раньше он был минометчиком. После госпиталя получил трехмесячный отпуск, прибыв из которого, сам добился назначения в подразделение гвардейских минометов. Своим старанием и энергией Мисютин за короткий срок завоевал прочный авторитет в батарее.

Тогда Чулков так и не понял: отвели Назаров и Виноградов подозрения контрразведчика или напрасными оказались их усилия?

После случая с ночным свечением опять всплыла фамилия Мисютина. Командир дивизиона настаивал на своем подозрении. И в самом деле, совпадения бомбежек и налетов с появлением нового человека наводили на размышления. Бомбежки происходили в самое, казалось бы, неподходящее время: или рано утром, когда батареи находились в глубоком укрытии, или вечером. Любая щелочка была замурована. Уму непостижимо, как с воздуха можно обнаружить установки, если и на земле в светлый день не отыщешь батареи! За маскировкой установок следили десятки бдительных глаз. Учитывая пристальное внимание вражеской разведки к гвардейским минометам, все постоянно находились настороже. Тайну берегли не только потому, что давали присягу и подписывали специальные документы. Огромное значение имели гордость, восхищение отечественным оружием. Случалось, что себя взрывали вместе с установкой, унося тайну в могилу. Лучше смерть, чем отдать секрет фашистам.

…Командир полка приказал пригласить старшего лейтенанта Павлова и подполковника Виноградова. Не отпустил подполковник и старшего лейтенанта Чулкова.

— Понадобишься. Садись.

Контрразведчик не очень-то обрадовался такому «собранию», но сдержался — крутость характера командира полка он уже не раз испытал на себе. Назаров действовал по принципу: один в поле — не воин, чего не хотел признавать Павлов. Из последнего столкновения старший лейтенант вышел потрепанным настолько, что едва удержался в полку. Павлова не отозвали, посчитавшись с мнением того же Назарова.

«За битого — двух небитых дают. В другом месте он лучше не будет. Обломается, если голова на плечах. А она у него имеется. — И добавил убежденно: — Всех учить надо».

Павлов был хмур. Сказал глухо:

— Пока что, товарищи, не могу ничем вас порадовать. Подозрения так и остались подозрениями. Изобличающих Мисютина фактов не имею, к сожалению.

— Может, создадим специальную группу? Хотя бы во главе с комсоргом. Он прохода мне не дает, упрекает — на каком основании подозревают его комсомольцев? — сказал Назаров.

Старший лейтенант Павлов бросил косой, недоверчивый взгляд на комсорга, некоторое время колебался, но, выслушав все соображения, согласился с предложением командования полка создать в помощь ему группу из пяти комсомольцев.

Через час Павлов уже инструктировал своих помощников. В энергичных выражениях он рассказал, какой помощи ждет от активистов.

По заданию старшего лейтенанта составили список новичков в полку. Начали проверять их. Каждый шаг новичка стал теперь известен, все прошлое представилось как на ладони. Список подозреваемых в преступной связи с врагом начал быстро таять.

Наконец настал день, когда в этом списке остался единственный человек — сержант Мисютин.

— Выходит, откуда пошли, к тому и пришли? — с грустью подвел итог Чулков.

— А почему, товарищ гвардии старший лейтенант, мы должны интересоваться только новичками? — спросил Колесников.