СМЕРШ и НКВД

А примерно в 12 часов состоялось подписание. Наше время, европейское. В чем было дело? Некоторые технические вопросы по акту капитуляции со Сталиным согласовывать надо было. А он отдыхал. И вот, значит, когда он проснулся, позвонили — все и пошло. Какой день объявить Днем Победы? 8-го или 9-го? 9 мая и объявили. И — только подписали… откуда это солдаты тут же прознали?! По всему Берлину стрельба пошла! Из зениток, из пулеметов — как будто война продолжается. Победа!

А на другой день я поехал в район Бранденбурга, там площадь большая. Столько там людей! Полковники, генералы… Ура, кого-то подбрасывают, целуются, и — ни одного пьяного. Народное гуляние — никогда не забуду! Я так с часок побыл, но — нужно заниматься своими делами. Мы обнаружили… не мы — дивизия 32-я, командир Антонов — склад СС с ценностями большими. Я поехал. Командир дивизии говорит: «Посмотрим». Открываем — там такие коридоры, крысы бегают… справа — ящики… тут — все золото: там зубы, там слитки, там какие-то монеты… Я еще помню, подобрались какие-то такие треугольные, легкие. Я говорю: «Вот это вроде египетские…» Громадные ценности там! Выходить — я командиру дивизии: «Поставь охрану не ниже майора и команду: «Никого не пускать!» Если пускать — только с запиской коменданта». А комендант тогда Берзарин был, он первый.

Выходить — а выйти не можем! Вот такая дверь! [Показывает.] Твою мать, что делать, а?!

Дверь в этот склад захлопнулась?

Открыть не можем! Я потом стал смотреть: ага, рядом что-то какое-то пятно. Типа пульт. Нажал кнопку — начинает открываться. Ну, слава богу! Вышли, поставили охрану, уехали. А потом от Серова приходили три полковника туда — их наш наряд не пустил, говорят: «Давайте записку от коменданта!» — «Мы полковники от Серова, от НКВД!» — «Ничего не знаю, не пущу!» Не пускал, да.

А потом меня хотели включить в группу по учету этих ценностей. Говорю: «Я не буду. Я в золоте ничего не понимаю. Потом — это отвлекает меня от работы». Взяли моего зама, он там был.

А потом я был в Потсдаме. Работал начальником большого отделения: пятьдесят три человека. Арестовывали много каких-то шпионов. У нас были книги розыска, в которых неразысканные предатели и так далее. Большая работа. Ну, и занимались ею.

Потом я был назначен начальником корпуса, приехал в Киев. А потом в Москве был начальником отдела по обеспечению безопасности Генерального штаба. А потом начальником контрразведки Прибалтийского округа, Южного округа, Киевского округа — и закончил в Московском округе.

Уволен уже — не хотели отпускать, хоть мне было под семьдесят лет. Три пятилетки продлевали. Говорят — опытный и так далее. У меня и дела были интересные, и вербовки очень хорошие… даже уже в наше время. Один был завербован — замнач Генштаба дальстран. Информацию давал. Я ее — сразу Циневу (такой был зампред КГБ), он — немедленно к Андропову. Потом тот приказ издал: за инициативу, за творчество при приобретении источника генерал-майору Иванову — благодарность, ценный подарок, приказ довести по всему Союзу, всем работникам! Мне потом — звонки: «Кого ты там, что такое?» Впервые было, что Андропов подписывает такой приказ. [Смеётся.]

Расскажите, пожалуйста, сколько это вообще возможно, о контрразведке, о Смерше…

Контрразведка существует 95 лет (интервью было взято в 2013 г.). Были «Особые отделы». Где-то в конце 1940 года они были переименованы в «Третьи отделы». Был приказ Тимошенко о переименовании. Они выходили из состава НКВД и входили в состав Наркомата обороны. И «Третьи отделы» подчинялись командованию. Уже они стали как бы «карманными». Завербовать — никого нельзя: каждый боится, что командир будет знать. Теперь — материалы на командира полка я не могу доложить без ведома командира дивизии. Он дает указание, а в работе ничего не соображает. Вот это была ошибка. И она — дорого стоила, отрицательно повлияла на работу… особенно в начале войны.

Война началась — опять переименовали в «Особые отделы». И подчиняться — уже вышли из Наркомата обороны. Но тут — какая тоже особенность? Я — уполномоченный НКВД, а нахожусь в батальоне. В батальоне сколько человек? Питание, обмундирование — на 800. А я по штату не прохожу! А я же с ними хожу в атаки. Кормить-поить меня — надо. Одевать — надо. Машины — там где-то в бригаде — надо иметь. Бензин — надо. А — откуда, как?! Тут какие-то пошли на этой почве недоразумения, ну, и другие…

Поэтому утверждена была контрразведка Смерш. Она уже вошла в состав Наркомата обороны, но командованию не подчинялась. Единственное — Абакумов подчинялся только Сталину. И был замнаркома обороны. И соответственно, скажем, вот начальник контрразведки армии — он ее командующему не подчинялся. Но это ничего не значит: взаимодействие было полное! Информацию — давали, и он передавал: как готовится наступление и так далее. Чтобы мы были в курсе и принимали свои меры. Это было абсолютно правильно сделано.