СМЕРШ и НКВД

И вот когда состоялся приказ образования Смерш, решили написать положение о правах, обязанностях и так далее. И чтобы это положение не с потолка было взято, а было такое реальное, заместители Абакумова разъехались по фронтам беседовать с работниками, которые уже воевали, узнавать их мнение.

Я был в 51-й армии, это в районе Краснодона. Приехал Сильвановский Николай Николаевич, был первый зам Абакумова, и Ковальчук, начальник управления Южного фронта. Они беседовали с работниками про все: как работа была организована, как вербовать, какие трудности, какие пожелания. Со мной беседа была часа полтора. Я уже прошел войну, воевал… чувствую — они переглядываются, заметки делают подробные… Ну, вижу, что я попал в унисон. А там еще сидит начальник Никифоров, полковник. И в конце Сильвановский говорит: «Товарищ Никифоров, назначьте майора Иванова заместителем начальника отделения». Никифоров говорит: «Товарищ генерал, это не майор, а только капитан». Он так Ковальчуку: «Товарищ Ковальчук, подпишите приказ о присвоении звания майора». Тот говорит: «Товарищ Иванов, цепляйте сегодня погоны майора, а приказ я подпишу, когда приеду в Управление. Подпишу, зарегистрируем, и — в ваше личное дело». Так я за один день стал замначальника отделения и майором сразу. А отделение — под дивизионным руководством. Вот такая структура…

А структура общая?

Значит, Главное управление контрразведки Смерш. Во главе — Абакумов, и он — замнаркома обороны. 560 примерно человек всего-навсего. Там — отдел по Генштабу, отдел по руководству корпусами, отдел прифронтовой работы и другие отделы.

Фронт — управление фронта. Примерно так, зависит от войск, 120–130 человек — аппарат управления. И у него — батальон охраны. Она там где-то может и окопы порыть, и донесение переслать.

Контрразведка армии — 52 человека, со всеми.

Дивизия имела 21 человека. Сюда входил и комендант, и секретарь, и шифровальщик, и переводчик.

Работников на полку было — три человека. Старший уполномоченный и два уполномоченных. Но фактически их не было, потому что убыль была очень большая.

Вы упомянули, что были отделения по зафронтовой работе…

Да, Третьи отделения. Это в управлении фронта были отделы. А в армиях — отделения человек по пять-шесть. В дивизиях этого уже не было. А те пять-шесть — они подчиняются только начальнику контрразведки армии. Подбирали людей на засылки, посылали, потом те возвращались, их принимали. Наша агентура была и во вражеских разведшколах. Мы про многих знали, кто там учится. Бывало, получали даже фотографии, данные. Скажем, тогда-то в таком-то месте будет высадка десяти человек. Они высаживаются — мы уже хватаем.

Хватали вы — как? У Управления контрразведки фронта — батальон. Он привлекался — или стрелковые части?

Нет, вот, например, в районе Тирасполя была высадка: пять человек. У нас была рота — мы используем роту. И — заградотряд. Никого больше не надо. Он был у нас в контрразведке, он помогал делать проческу, искать и так далее. Они уже руку набили — и в этом плане были для нас большими помощниками. А во фронте — батальон. Но обычно, когда мы брали такого солидного агента, фронт забирал его сразу к себе. Они его там допрашивали и так далее.

Были ли случаи явки завербованных врагами и диверсантов к вам с повинной?

А как же! С ходу вербовали — изменников Родины. Потому что изменник — понятно: он их уже не предаст. А такие, которые не изменники, — некоторые шли на вербовку и в школу почему? Ага, он будет заброшен через линию фронта, явится с повинной — и будет опять воевать с немцами! Единственный путь, чтобы оказаться у своих. И были многочисленные случаи явки с повинной.

Под Тирасполем звонит начальник дивизии. Пришел лейтенант, с документами, все. «Я, — говорит, — агент разведки. Вот заброшен, и со мной еще два человека было заброшено…» — «Кто такие?» — «Один, значит, там капитан, фамилии не знаю, но вот примерные приметы».

Мы образовали разыскную группу. Я — на машину его: там, где рынки, вокзал… все тут, в районе прифронтовом. «Заметишь — ухо почеши». Подъезжаем там к одному вокзалу — видим, что похож. И этот уши зачесал. «Поближе подъедем». Подъехали — а он чего-то бежать начал. Мы — за ним. А тогда была такая у офицеров мода — сапоги из брезента. Они легкие у него! А у нас — сапоги такие, обычные. Бег-то — он уходит! Я: «Ребята, стрелять!» Не попадаем. Там какое-то дерево — я прижался спиной, глубоко вздохнул, прицелился — ага: упал. Упал, но стреляет. Я: «Ребята, считай, сколько выстрелов». Подбегаем — а он уже ранен в ногу, у него кровь… Берем — капитан, тот. Вот так, к примеру… ну, это кратко говоря… там гораздо сложнее всегда.