– В банковской ячейке. Поверьте мне на слово, внутрь скрипки залили лак. Специалист рассказал, что такие повреждения могут оказаться фатальными. Возможно, скрипка утрачена безвозвратно. Инструмент можно разобрать, а лак – удалить, но он, вероятно, уже достаточно глубоко впитался в древесные волокна, чтобы навсегда исказить тональность. Специалист также сообщил мне, что толстый слой лака на внутренней поверхности верхней или нижней деки нарушает резонанс и эффектность звучания любой искусно сделанной скрипки и что об этом известно всякому, кто худо-бедно разбирается в музыкальных инструментах.
Фокс огляделся кругом, ненадолго задерживая проницательный взгляд на каждом. Когда дошла очередь до Гебы Хит, та избрала этот момент для того, чтобы привнести в ситуацию немного гротеска, который в любых других условиях сделал бы ее центром всеобщего внимания. Она картинно прижала обе ладони к груди и глухим, зловещим голосом воскликнула:
– Лак!
Впрочем, ее, кажется, никто не услышал. Каждый из сидящих за столом по-своему реагировал на пристальный, изучающий взгляд Фокса. Наконец тот прервал тишину, обратившись ко всем сразу:
– Вы слышали ответы, и они вам не нравятся. Не могу вас винить. Могу предположить – мисс Тусар нашла в этих фактах подтверждение своей догадке о том, что ее брат был убит. Может, и так. Или не так с точки зрения закона. Тот, кто сотворил такое со скрипкой, вероятно, рассчитывал унизить скрипача и покрыть его имя позором. Даже если при этом была учтена вероятность того, что охваченный смятением Тусар покончит с собой, будет крайне непросто, если вообще реально, доказать, что такая возможность была своевременно учтена и привела к спланированной расправе. Поэтому я сомневаюсь, что в итоге кто-то заплатит за смерть Тусара собственной жизнью. Впрочем, какая-то расплата все же должна настичь этого человека. Когда вечером в понедельник я сидел в зале и смотрел на лицо Тусара, то понятия не имел, что происходит на сцене, зато теперь имею… И хотя в силу своей профессии мне доводилось сталкиваться с множеством преступлений, включая убийства, я не припомню деяния столь же отвратительного и ужасающего.
– Надо думать, ваш тон несет в себе порицание всей глубины нашего морального разложения? – с сарказмом предположил Кох. – Уверяю вас, я не наливал в скрипку Яна лак.
За столом зашептались, и Фокс повысил голос:
– Порицать – не мое дело, меня волнуют только факты. Я больше не выступаю с дружеским отчетом перед группой, в которую и сам вхожу. Я собираюсь немедленно сделать одно из двух: либо я поговорю с каждым из вас, по очереди и наедине, и вы ответите на…
– Вот так рыбина! – воскликнула миссис Помфрет. – Нам определенно предстоит решить, что следует предпринять, но если вы считаете, что я позволю превратить мой дом в полицейский участок…
– В этом и состоит альтернатива, миссис Помфрет. Либо полиция, либо я. Более того, я начну с вашего сына. Когда меня оставили здесь одного в прошлый раз, он явился сюда с известием, что вы хотите со мной поговорить. Он остался, а я вышел, но затем я тихо вернулся и заглянул в замочную скважину. Он порылся в коробке и вытащил скрипку. Если бы вы видели его лицо в тот момент, когда я распахнул дверь, и слышали сказанные им слова, то тотчас поняли бы, как и я, что он не просто коротал время.
Взгляды обратились на Перри Данэма. С недоверием хмурясь на Фокса, миссис Помфрет открыла было рот, но закрыла его, а затем повернулась к сыну и тихо спросила:
– Перри, это что еще такое?
– Ничего, мам. – Он потянулся мимо Уэллса, чтобы успокаивающе похлопать ее по руке. – Ты же меня знаешь, сплошные шалости да проказы. Я собирался оставить ему ложную улику.
Фокс покачал головой:
– Прежде чем я закончу свой опрос, придется выдумать что-нибудь получше. – Он встал. – Не будут ли остальные так любезны оставить меня с мистером Данэмом? Поскольку сегодня воскресенье, не думаю, что у кого-нибудь из вас назначены важные встречи. Если я ошибаюсь и вам необходимо уйти, постарайтесь связаться со мной как можно скорее. Закончив здесь, я могу обратиться в полицию… но могу и не обратиться. Это будет зависеть от результата наших бесед.
С неохотой, шепчась и переглядываясь, они начали отодвигать стулья. Кох обратился к Фоксу:
– Вы сказали, скрипку залили лаком где-то между полуднем и восемью часами вечера в понедельник. Откуда такая уверенность?
– Когда в полдень Тусар завершал свою репетицию с мисс Моубрей, скрипка звучала как полагается.
– Но чем вы можете подкрепить свою догадку, будто это совершил кто-то из нас?
– У меня нет догадок. Нужно с чего-то начать, и только.
Большинство гостей уже стояли у двери, но медлили. Миссис Помфрет встала перед Фоксом с самым боевым видом:
– Я хочу обменяться парой слов с сыном. Пришлю его сюда, как только мы закончим. Это самоуправство… Вы хоть понимаете, что угроза обратиться в полицию сильно поколебала доверие, которое мы вам оказали?
– Я так не думаю. – Фокс стойко встретил ее тяжелый взгляд. – И я имел в виду ровно то, что сказал. Мне хотелось бы немедленно побеседовать с вашим сыном.