Ричард застонал. Он старался избегать сильной физической боли и не перенес ни серьезных травм, ни длительной госпитализации, но думал, что вряд ли что-то из этого могло сравниться с ранним вечерним похмельем. Согласно результатам проведенных научных изысканий, секрет дневного пьянства заключался в непрерывности. Главное было – не останавливаться, продолжать пить до самой ночи. С последствиями обильных возлияний необходимо справляться с утра, по вечерам же они грозили испортить сразу два дня.
Валери придержала дверь для Ричарда, а чуть ранее забрала его из кафе и потому знала о том, что он злоупотребил алкоголем, но, похоже, не видела связи с нынешним состоянием, отнеся к плохому настроению после новостей о визите Клер. С точки зрения девушки, спутник выглядел сломленным известиями, что говорило об ужасном браке. Она с легкостью могла найти другое место, где переночевать, но Ричарда сильно расстроила такая перспектива, благослови Господь его гостеприимную душу. Валери пыталась его развеселить разговорами об убийстве, подозреваемых и мотивах, а также с помощью обещанного после заседания verre de l’amitié[27]
, бокала розе, без которого не могло закончиться ни одно официальное собрание во Франции.Ричард снова застонал и упал на пластиковое кресло в заднем ряду зала. Валери моментально схватила спутника за руку и, продемонстрировав недюжинную, но неудивительную силу, заставила снова подняться на ноги, прошипев сквозь натянутую улыбку:
– Давай же, нам нужно пробраться вперед. Мы же не хотим пропустить все веселье.
Они зашагали по центральному проходу. Даже в своем полуобморочном состоянии Ричард почувствовал, что головы всех присутствующих поворачиваются к Валери, а затем, с явным недоверием, к нему, поэтому постарался идти прямо, полный решимости поприветствовать столько знакомых, сколько сумеет, и при этом, несмотря на ситуацию, наслаждаясь вниманием шокированных представителей сливок сен-соверского общества. Он же был благовоспитанным графом Грэнтемом, в конце концов.
– Я и не думала, что ты настолько важная персона, Ричард, – прошептала Валери, видимо даже не подозревая, какой сама производит эффект на публику.
– В нашем городке не сложно быть важной персоной, – улыбнулся он в ответ своей самой похожей на Кларка Гейбла улыбкой.
Здесь собрались все действующие лица. Рене Дюпон, сидевший один почти в самом конце зала, подмигнул им обоим. Элизабет Менар устроилась возле прохода по центру. Хьюго сгорбился на кресле рядом, закинув ногу на соседнее место, – воплощение ненужного бунтарства. Семейство Гроссмаллардов расположилось напротив, на другом конце, словно специально старались сесть как можно дальше от оппонентов. Себастьен втиснулся между Антонином и нервной рыжеволосой дочерью Карин. Гай Гарсон стоял в нескольких рядах спереди от них, опираясь на стену, чтобы обозревать пространство целиком. Жанин выражала соболезнования мадам Менар, которая выглядела изможденной. Также присутствовали советники, видные представители городского сообщества, врач Сен-Совера. Даже мадам Табльер примостилась на ступенях, ведущих к сцене, опираясь на ручку метлы, которая служила пропуском в любое помещение.
Ричард с Валери уселись ближе к передним рядам, чем хотели бы, но такова уж цена славы, занесшей их сюда. Без объявлений и фанфар, с некоторой неловкостью, из-за кулис вышел Ноэль Мабит и просеменил к стоявшему в центре сцены столу, проигнорировав, будучи толстокожим человеком, всеобщее закатывание глаз и едва сдерживаемые стоны при его появлении, будто от повторявшегося снова и снова припева ненавистной всем песни.
– Bonsoir[28]
, леди и джентльмены, – начал Ноэль, когда устроился за столом и постучал по микрофону. – Благодарю всех…В конце зала со скрипом открылись большие двери, и внутрь прошествовал Август Татильон, полностью экипированный снобизмом и накладными волосами, после чего сел на ближайшее кресло.
– Что он здесь делает? – прошептала на ухо Ричарду Валери.
– Может, Рене тоже попросил его написать отзыв? – съязвил он, затем задумался, сведя брови к переносице, и добавил: – Хотя это странно, так ведь? – Ему тут же пришлось вернуть лоб в прежнее положение, потому что нахмуренное выражение лица стало причиной адской боли.
– Bonsoir, леди и джентльмены, – заново начал Ноэль, на этот раз с намеком на раздражение в голосе. – Благодарю всех присутствующих за…
Двери опять заскрипели, пропуская уже комиссара Анри Лапьера. Он ленивой походкой прошагал в зал и устроился в нескольких креслах от Татильона, который тем не менее счел соседство с провинциальным полицейским слишком близким и отсел подальше.
Мабит вздохнул и предпринял еще одну попытку:
– Bonsoir, леди и джентльмены…
В этот двери распахнулись настежь. В зале появился пожилой горожанин Клаве с огромной связкой ключей, звенящих в его трясущейся руке.