– Вы еще не начали? – требовательно поинтересовался он у Ноэля, не желая замечать присутствия других людей в зале, кроме собеседника, словно чувствовал себя хранителем по меньшей мере мира. Затем выразительно посмотрел на наручные часы. – Мне еще готовить помещение для бала-мюзетт через тридцать минут.
– Мы как раз пытаемся открыть заседание, месье Клаве! – Мабит редко терял присутствие духа, но в этот момент был готов взорваться. Смотритель постучал по циферблату часов и с громким щелчком вправил искусственную челюсть на место. – Bonsoir, леди и джентльмены… – Ноэль сделал паузу в ожидании новых помех, но они, к счастью, не последовали. – Благодарю всех присутствующих за решение явиться сюда сегодня. Мэр, месье Планше, просил передать свои извинения за невозможность участвовать в мероприятии из-за обострения подагры.
Никто не видел главу города с прошлых выборов. Даже зародилось подозрение, что Мабит запер несчастного мэра где-нибудь в подвале, пока сам наслаждался полнотой узурпированной власти. Хотя никого это особо не заботило. По умолчанию любой представитель административного аппарата не заслуживал доверия и уж тем более любви. «Все они одинаковы» – таков был вердикт местного населения.
– Я… – Ноэль закашлялся и начал заново. –
Следовало отметить, что собравшиеся в помещении выглядели слегка недоумевающими. Описать убийство Фабриса Менара, признанного короля сыров, как «неприятную ситуацию» – было одно дело, которое можно отнести на тактичность говорящего, который предпочел употребить эвфемизм, но оставался главный вопрос: что за враги? Все мало-мальски влиятельные лица Сен-Совера, присутствовавшие здесь, не знали ни о каких врагах. Это действительно оказалось новостью.
– А что за враги, месье? – поинтересовался комиссар, не без основания решивший, что сейчас последует целый поток вопросов от аудитории.
Мабит беспомощно заморгал. Он явно подготовил провокационное вступление к речи, которая должна была сподвигнуть толпу схватиться за вилы и факелы, но поскупился на детали.
– Ну, например, Ла-Шапель-сюр-Фолле. – Он замолчал, надеясь, что этого окажется достаточно.
– Ла-Шапель-сюр-Фолле? – первым засмеялся Клаве, ждавший в задних рядах помещения. От хохота вставная челюсть едва не выпала изо рта смотрителя. – Ла-Шапель-сюр-Фолле?
– Да! Ла-Шапель-сюр-Фолле! – Мабит встал, чтобы подчеркнуть сказанное.
– С населением в пятьсот сорок два человека?
– Число не имеет значения, месье Клаве. Важен лишь акт агрессии. Вы видели надпись при пересечении границы их города? – Никто не видел. – Там говорится: «Ла-Шапель-сюр-Фолле, любителям веганского сыра въезд запрещен!» – Мабит снова сел, дожидаясь, когда сенсационная новость распространится среди толпы.
– Да какая разница! – фыркнул Рене с задних рядов. – Люди оттуда без оглядки бегут прочь, где уж им читать вывески.
В зале послышались приглушенные смешки, в ответ на которые Мабит достал судейский молоток и принялся колотить им по столу.
– Что это за коротышка? – спросила Валери, уже не пытаясь шептать.
– Ноэль Мабит, – вздохнул Ричард. – Городской точильщик. Он прорывает себе нору в дереве и прячется там.
– Какой глупый человечек.
Рене поднялся на ноги, немедленно перехватывая контроль над аудиторией, и воззвал:
– Слушай, Мабит, мне пора открывать кафе для вечерней смены. Что ты предлагаешь: вторгнуться в Ла-Шапель-сюр-Фолле?
Все посмотрели на Ноэля.
– Конечно же, нет, – ответил тот таким тоном, который не окончательно исключал озвученный вариант, а затем опять встал, пытаясь принять более величественную позу. – Думаю, нашему городу требуется время на исцеление. Хочу выразить искренние соболезнования мадам Менар и Хьюго, – послышался одобрительный гул, – и предложить нашу поддержку Себастьену Гроссмалларду, который, похоже, пал жертвой злого умысла по части сыров.
– Это хуже, чем убийство! – взревел огромный шеф-повар, вскакивая на ноги, пока Карин не потянула его за руку, усаживая на место.
Ричард помимо воли подумал, что Гроссмаллард слишком преувеличивает, сравнивая испорченное веганской подделкой блюдо с реальным преступлением. Однако таковы уж были французы, поэтому он в итоге оставил свое мнение при себе.
Усадив отца, на ноги поднялась Карин. Она унаследовала его высокий рост и выглядела опустошенной после случившихся событий, а рыжие волосы делали и без того бледную кожу по контрасту почти прозрачной. Дочь Гроссмалларда нервно теребила медальон на шее, пока говорила.
– Месье, благодарим за проявленную доброту. Нам не впервые терпеть неудачи, но мы всегда с ними справляемся. Позвольте также выразить сочувствие горю мадам Менар. Прошу извинить моего отца, который и сам переживает потерю старого друга. Его смерть стала потрясением для всех нас. – Девушка снова села и уставилась себе под ноги.