Смерть и круассаны

— Ладно. — Ричард почувствовал, что теряет ведущую роль в этом разговоре, и ему захотелось еще немного погреться в лучах славы. — Помимо этого вы, — тут он указал на Мари и Мелвила, — решили вломиться в мой дом, видимо, решив, что у нас есть доказательства.

И снова эта парочка уперлась глазами в пол.

— Телефон, пистолет… — перечислила Валери.

— Телефон и пистолет! — ненужно повторил Ричард.

— Разбитые очки, окровавленные обои.

— Разбитые очки и окровавленные обои!

— И отрезанная рука, — тихо добавила Мари.

— И отрезанная рука! — уверенно повторил Ричард. — Так, стоп! Что еще за отрезанная рука?

Глава двадцать восьмая

С момента кончины Авы Гарднер, за которую он затаил нешуточную обиду, Ричард стал еще внимательнее к оставшимся курам. Проверял их при любом удобном случае, чтобы убедиться, что и Лана Тернер, и Джоан Кроуфорд все еще на месте. Он подумывал о том, чтобы заменить Аву, но понял, что еще очень рано, это почти неуважение. Ведь ее смерть по-прежнему оставалась неотмщенной. «Но разве в этом все дело? — думал он, рассеянно швыряя зерно в сторону двух уцелевших куриц. — Речь о мести? Именно поэтому я во все это влез?»

Он тяжело вздохнул. Признаться, и он осознавал всю трагичность этой правды, да, дело действительно было в мести за Аву Гарднер, курицу. В некотором роде она олицетворяла его и то, кем он являлся. К тому же птица ведь была просто бедной беззащитной курочкой, господи боже, за что ее так? Однако тут было кое-что еще, и он всю ночь размышлял над этим. И, наполовину осушив бутылку дешевого местного вина, пришел к выводу, что в среднем возрасте как раз и ищут равновесия. Равновесия между тем, что делать нужно, и тем, чего хочется, и в его жизни слишком долго был перекос в пользу «нужно», а не «хочется». А всю эту неделю, следовало признать, в основном благодаря Валери, все происходило совсем наоборот. Он отчетливо помнил, как, проснувшись однажды утром, всего-то на прошлой неделе, с тоской понял, что самым ожидаемым событием предстоящего дня станет его привычный послеобеденный сон. Тогда он влачил жалкое существование, а сейчас живет полной жизнью.

К тому же он сам себе удивлялся: внешне производил полное впечатление человека, вырванного из привычного мира, захваченного стихией по имени Валери, участвующего в принятии решений не больше Паспарту, а если быть до конца честным, то еще и меньше. Но, очевидно, все это захватило его больше, чем он сознавал, поэтому вчерашним детальным разбором текущей ситуации ему удалось поразить всех, в том числе самого себя.

Но что дальше? Каким должен быть следующий шаг? Один человек был мертв, а второй — по общему мнению, незаслуженно в этом обвинен. Ричард знал Шарля Полина: несмотря на аристократичное имя, тот был жалким, безобидным созданием. Городской пьянчужка, никому не причинявший зла, человек, съехавший с катушек под давлением обстоятельств, он вызывал лишь жалость у окружающих. Образ жестокого, мстительного убийцы никак не вязался у Ричарда с человеком, которого он знал, того самого, что едва на ногах держался уже к обедне в местной церкви. Но все же убийца существовал, как и два миллиона евро, ожидающие того, кто заявит о выполнении заказа или представит доказательства этого: к примеру, руку, — но даже одна мысль об этом вызывала у него дрожь.

Без сомнения, вся эта история была просто омерзительна, и он печально покачал головой, размышляя о том, во что превратился мир под влиянием человечества. Но, пусть даже мир с бешеной скоростью летел в тартарары, он сам, грубо говоря, как никогда наслаждался жизнью.

— Твои куры растолстеют, если ты не прекратишь их перекармливать. — Валери снова неслышно возникла у него за спиной. — Это же не гуси; фуа-гра[77] из них не получится.

— Даже если бы и получился, есть его я не стал бы, — ответил он резковато.

— Ты все еще сердишься на меня, Ричард?

Ну серьезно, что не так с француженками? Ни вступления, ни разогрева, ни самого простенького предупреждающего удара, сразу хук слева — и готово.

Он со вздохом кинул курам последнюю горсть зерна.

— Нет, — признался устало, — я на тебя не сержусь. Думаю, ты могла бы быть со мной чуточку откровеннее, но нет, не сержусь.

— Я думала, ты теперь не слишком-то жалуешь честность.

— Ха! Полагаю, тут все дело в том, о хорошем пойдет речь или о плохом.

Несколько мгновений они стояли рядом, наблюдая за курами.

— Прошлым вечером я пыталась связаться с офицером Боннивалом, но его телефон был недоступен.

— Наверное, он искал руку. — Ричард, развернувшись, направился к дому. — Хочу сказать, часто ли из-под надзора полиции пропадают части тела? Кажется, это признак халатности.

— Думаю, все это затевалось ради запястья, — принялась рассуждать вслух Валери.

— А почему запястья?

— Мари сказала, что мсье Граншо опознал тело брата по армейскому номеру, выбитому на запястье, под ремешком часов.

— Так, значит, по-твоему, убийца тот, у кого рука?