Смерть и круассаны

— Значит, она была борцом за справедливость?

— Альфонс де Ламартин называл ее l’ange de l’assassinat, ангельской убийцей. Это в крови.

— Корде, д’Орсе[78]. Ясно, я понял. Однако это вовсе не обязательно; мой прапрадедушка был постижером.

— Кем?

— Постижером. Он изготавливал парики.

Она посмотрела на него так, словно он бредит.

— Ты о чем вообще?

— Сам не знаю, — сказал он с преувеличенной уверенностью. — Послушай, я не считаю, что ты убила Граншо. Будь это так, ты бы имела на руках все доказательства, стала на пару миллионов евро богаче и не торчала бы здесь, со мной и моими курами. И я в самом деле не знаю, в чем тут все дело, правда. Но я так не развлекался долгие годы. — Он выдохся и теперь казался каким-то потухшим. — А еще какой-то гад убил Аву Гарднер.

Она накрыла его руку своей, и его пронзило током.

— Ты правда давно так не веселился? Честно?

— Да, — сказал он просто, — в некотором роде, ты мой Кларенс. — Она недоуменно покачала головой. — Он был ангелом из фильма «Эта замечательная жизнь». Джеймс Стюарт, «Эта замечательная…». А, неважно.

— Может, мне почитать о нем? — Она достала из кармана телефон. — На ИБДФ что-нибудь найдется?

Он закатил глаза к потолку.

— Если вы полезете на ИБДФ в моем присутствии, мадам д’Орсе, вы действительно окажетесь убийцей…

Глава двадцать девятая

Устало откинув белую простыню, старший капрал-шеф Филипп Боннивал попытался припомнить, сколько раз он уже это проделывал, всегда открывая безымянный труп. Возможно, он мог бы попасть в «Книгу мировых рекордов Гиннесса» и наконец добиться признания, которого, по собственному мнению, заслуживал. Однако из раза в раз приятнее это зрелище не становилось, неважно, как часто приходилось с ним сталкиваться, и он старался приглядывать за хорошо одетой пожилой женщиной, стоящей по другую сторону каталки.

Мадам Полин была гордой женщиной и держала себя соответственно. Она представляла себе, чего ожидать, а возможно, даже готовилась к этому несколько лет, зная, что представляет собой ее бывший супруг. Но руки, настолько крепко сжавшие поручень, что побелели костяшки и разгладились морщины, говорили о другом. Зрелище было ужасным. На Боннивала она посмотрела почти извиняющимся взглядом: того, что лежало перед ней, было недостаточно для точного ответа.

— Есть какие-нибудь особые приметы, мадам? Хоть что-нибудь, что может помочь опознать в покойном вашего мужа?

— Бывшего мужа, — поправила она машинально, — да. У него на запястье, под ремешком часов, была татуировка с армейским номером. Хоть он и пропил часы много лет назад.

— На правой или на левой руке? — спросил Боннивал, уже зная ответ.

— На левой, мсье.

— В таком случае нет ли еще каких-нибудь примет, по которым его можно опознать? — Она в смущении посмотрела на него. — Вынужден сказать, что левая рука вашего мужа пропала. — Он тут же пожалел о своем выборе слов. — То есть…

— Кто-то отрубил ему руку?

— Да, — сказал он и добавил неуместно: — Мне жаль.

Но, похоже, мадам Полин ничему не удивлялась, если речь шла о ее бывшем муже, и, судя по выражению ее лица, решила, что руки он лишился в какой-нибудь карточной игре, а то и заложил вместе с часами.

— Еще что-нибудь, мадам? Родимое пятно, шрам?

Она опустила глаза, а затем, медленно обойдя каталку, приблизилась к Боннивалу. Очевидно, она хотела шепнуть ему что-то на ухо, и он нагнулся, чтобы ей было удобнее, хотя в этой холодной комнате они были только вдвоем.

— Правда? Но зачем? Как могло произойти подобное? — невольно спросил он в ответ на ее тихие слова.

— Он считал, что это — акт саморазрушения, — объяснила она, качая головой. — Такой же, как то, что я сделала с собой. — Она продолжала при этом качать головой.

— Вы сделали операцию по уменьшению груди, мадам.

Его учили, как быть нейтральным в подобных ситуациях.

— По медицинским показаниям — да. Знаете, он тогда просто из себя вышел. В общем, вот так.

Боннивал потянул белую простыню ниже, обнажив пах покойного.

— Да, — прошептала она, — это точно мой старый дурак, — и повернулась к двери.

В комнате ожидания по соседству сидела мадам Таблье в компании Ричарда и Валери. Ричард помешивал безвкусный, слабый кофе в стаканчике.

— Я и не знала, мадам, что вы ездите на мотоцикле. — Валери определенно веселила мысль о мадам Таблье, оседлавшей мощный навороченный мотоцикл.

— А вам и не к чему, — получила она ледяной ответ, а вот к Ричарду мадам обратилась с большей теплотой: — Спасибо, что подвезли, мсье; как-то неправильно было бы везти Эстель, мадам Полин, сюда на мотоцикле.

— Не за что, — ответил Ричард, — не беспокойтесь об этом.

— А вы всегда ездили на мотоциклах, мадам Таблье?

Мадам Таблье как раз готовилась ответить, когда дверь комнаты ожидания открылась, и мадам Полин быстро вышла к ним.