Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной

Ту жизнь, где все не без изъяна,
С окна срисует обезьяна
И от карниза кинет вниз
Кривой, но ревностный абрис
Пейзажей на стеклянной кальке,
Пассажей каблуков, асфальта,
Цветных и пьяных витражей,
Неверных пассий и мужей.
Бесстыжей пены белых юбок,
Очков, петард, бретелек, трубок,
Смешков, намеков, кошельков,
Карманов, носовых платков,
Колготок с убежавшей стрелкой,
Чулок с фривольною отделкой,
Причесок, взбитых второпях,
Бандитов в золотых цепях,
Витрин, бутылок, экипажей,
Бесед с налетом эпатажа,
Детей, вопящих как в войну,
Старух, готовящихся к сну,
Бездомных псов, болонок томных,
Борцов за что-то неуемных —
Все бросит слепо за окно.
И вот в замедленном кино
Летят пейзажи через время,
Прохожим остро метя в темя,
А им опасно невдомек,
Что вниз скользит стеклянный рок —
Отвесный ножик гильотины…
И в ужасе замрет картина.
Фотограф срежет кольца лет:
На времени, как на стволе,
Деревья в непристойных позах,
Туманом зараженный воздух,
Порока запах, шум и нас
Средь них предательски анфас!
Но мир расколется на звоны
Запахнет в воздухе озоном,
Оконным солнечным кивком,
И станет вновь насквозь знаком.
Все зашевелятся, свободны,
Лишь стекла телом инородным
Хрустят и бьются под ногой,
Напоминая мир другой.

Чеснок

Чеснок честен, а лук лукав,
Грешна гречка, жива жимолость…
Кто-то в итоге окажется прав
А я все склоняюсь к нелюдимости.
Как танцевать — так все чаще одной,
Как играть — то не с кем и некому.
Проще общий язык найти с тишиной
Чем слово хотя бы одно с человеком.
Дальше идти пора, но впереди черта:
Через нее исключительно в одиночку,
Неважно, условна она или черна,
Переступая, отходишь от прочих.
Отныне нет для тебя новостей,
Сочувствия, прошлого, прочей нуди —
Не с кем сражаться и делать детей:
Ты победил. Победителей — судят.

Звуки

И вот стихи. Лист бел был — сели птицы,
Топтали и клевали белизну,
Осталась вязь следов на белом ситце —
Не выдержу, вползу, на вкус лизну.
Вот гласный звук — иии-ооо — в нем бездна смысла,
Он тянется, вибрирует, живет,
Пупырчатый, овальный, желтый, кислый…
Лимон! — вы догадались — дольку в рот.
Сердечным стал он, бывший бесконечным,
Его обставили мы рамками игры,
Он отделился от своей пра-речи
И округлился плотью кожуры.
Еще не все — вот звуки есть земные,
Скребущие по почве животом,
Они — следы настойчивых рептилий,
Что выросли в двуногих нас потом.
Согласные — как рамки и коробки,
Плетеные корзинки, пузырьки:
Шипят, свистят. Настойчивы и робки,
Пружинисты, внутри сидят зверьки.
Мы выстроили домик из объемов,
Их обрамив границами фонем,
Живут внутри мерцания как дома,
А смысл пока неясен, так как нем…

Написанное в старой бане