Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

…Его ночь с Элен, та ночь, в которую их близость расцвела так совершенно и безгранично, что поглотила мир. Тело Элен, огромное; распростерто на постели. Руки раскинуты, груди поникли от собственной тяжести, упруго торчат соски, чресла готовы принять его. И вот сияние разливается по всему телу, поднимаясь к груди, к рукам, к влажному рту; и в это сияние проникает нерассеянный световой луч. Все ее тело, сияющий омут, охвачено его яростным огнем. И огонь все ярче и ярче, и наконец мягкое сияние, обретшее силу, и пламя, взметнувшееся столбом, сливаются воедино… неразрывное единство в вечности, которую можно стерпеть лишь миг.

В этом объятии получил жизнь Тони. И Маркэнд видит только что рожденное дитя, словно возникшее из этого экстаза. Тони, голый, лежит в колыбели, и глаза его раскрыты. Глаза имеют свой источник силы, надежный и не зависящий от времени; тело — бессмысленное и жалкое создание, затерявшееся в мире и не связанное с глазами. Сейчас Маркэнд снова ощущает нелепый разрыв между глазами его сына, уверенными и светлыми, и беспомощной плотью, которая держит в плену эти глаза, которую они не знают и не умеют подчинить себе. Разрыв кажется чудовищным. — Вся жизнь ребенка, — думает Маркэнд, — должна быть героическим усилием связать сознание, живущее в глазах, с этим жалким телом.

Маркэнд свернул с шоссе. Он стоял теперь перед кирпичным зданием наполовину колониального, наполовину классического стиля, украшенным колоннадой и величественными окнами. К нему вела поднимавшаяся террасами лужайка; два низких сводчатых крыла тянулись от него в обе стороны. Мимо проходил человек.

— Что это за дом? — спросил Маркэнд.

У прохожего были слабые тонкие ноги и высокий лоб.

— Это университет, сэр.

— Какой университет?

Человек повернул свой длинный нос к высокому парню в вельветовом костюме и грязных башмаках горнорабочего.

— Университет штата Виргиния, сэр.

— А это кто такой? — Маркэнд указал на статую, изображавшую человека в бриджах, которая стояла на одной из террас.

— Это основатель университета, сэр, и строитель этого здания: Томас Джефферсон.

— Можно мне войти?

Старик был профессором этого университета; он преподавал английский язык и американскую литературу, специализировался на творчестве Эдгара Аллана По. Это утро он провел весьма плодотворно в размышлениях над особенностями стиля По. Углубленный анализ привел его к выводу, что По был человеком простых и нежных эмоций, человеком, одаренным почти женской чувствительностью. Откуда же у него этот тяжелый, запутанный стиль? Причина в том (это и было плодом утренних размышлений профессора), что По был впечатлителен и хотел облечь свое творчество тяжеловесной респектабельностью своей эпохи, — эпохи parvenu. В нем стиль не обличал человека — скорее, обличало его то, что он носил этот стиль, как маску… он, такой беззащитный и так нуждающийся в любви!..

С вершины своего хорошего настроения — результата нескольких часов хорошей работы — профессор пристально поглядел на незнакомцу. По всем признакам — какой-то невежественный бедняк. Невежество деревенских жителей поистине потрясающе. Не знать Виргинского университета, не знать Джефферсона! Но в речи незнакомца не слышалось акцепта жителя гор. Эта одежда… и это невежество… Что, в самом деле, за человек? Может быть, его одежда и его невежество — тоже только маска?

— Я как раз иду туда, — сказал профессор. — Буду очень рад, сэр, если вы захотите быть моим спутником.

Они вошли в библиотеку, выдержанную в белых и черных тонах. Столы, расставленные широким кольцом; за ними — юноши, склоненные над книгами; книги одели круглые стены, книги доходят до высокого купола. Они вышли и остановились под сводами одноэтажного крыла. За спиной у них осталась библиотека; впереди газон примыкал к открытому лугу, влажному от росы и окаймленному лесом.

Молчание незнакомца радовало профессора.

— Не хотите ли заглянуть в комнату По? — спросил он и тут же испугался, что имя _По_ ничего не скажет этому человеку.

— Хочу, — отвечал Маркэнд, но профессор так и не понял, сказало ли ему что-нибудь имя _По_.

Маркэнд оглядел голые стены маленькой комнаты, камин, стол, койку… словно ища По.

— Мне нравится эта комната, — сказал он. — Я недостаточно знаю По, хоть и читал кое-что из его рассказов. Но мне представлялось, что он должен был жить в высоком пустом зале с черными драпировками.

— Великолепно! — сказал профессор. — Именно так он мечтал жить. А вот как он жил.

— Откуда же в нем это противоречие? Если жизнь его была проста, почему бы ему не писать о простых вещах?

— По был пророком.

— Вы хотите сказать… — Они стояли в дверях. Маркэнд повернулся лицом к библиотеке и к газонам. — Вы хотите сказать, что уже По знал о том, что все это обречено на смерть?

Профессор пристально взглянул на Дэвида Маркэнда.