Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

— Алло! Я проснулся. Пришлите газеты. Все. И завтрак. Полный стакан неподслащенного апельсинового соку. Кофе. Сливок не нужно. Нет… больше ничего. И… алло! Если меня будут спрашивать, звонить по телефону, сообщите мне фамилии.

— Сейчас как раз вас вызывают к телефону, мистер Реннард. Я хотел было сказать, чтобы позвонили через час. Одну минутку… Алло! Вас спрашивает мистер Маркхэм.

— Кто?

— Одну минутку… Прошу извинить меня, сэр. Мистер Дэвид Маркэнд.

Пауза.

— Соедините меня.

— Это вы, Том Реннард?

— Дэвид!

— Говорит Маркэнд.

— Где вы? Откуда вы говорите?

— Из аптеки возле вокзала.

— Но где, где?

— Как где? Там же, где и вы: в Вашингтоне.

— Откуда вы узнали, что я здесь?

— Я, как только приехал, позвонил в вашу нью-йоркскую контору… За их счет… Там мне сказали, что вы в Вашингтоне, в «Нэшнл-отеле». А чтобы позвонить вам, я истратил свои последние пять центов.

— Берите такси и приезжайте скорее.

— Скоро я не доберусь. Я же сказал: я истратил на автомат последние пять центов.

— Возьмите такси. Я сейчас распоряжусь, чтобы заплатил швейцар. Мой номер семьсот семь.

— Хорошо, Том, сейчас еду.

Медленно Реннард кладет на место трубку. — Я не встану. Приму его в постели, в шелковой зеленой пижаме. Впрочем, побриться успею! — Он вскочил, отбросил одеяло; с середины комнаты вернулся к телефону у кровати. Отменил завтрак. — Через несколько минут закажу другой, на двоих. — Предупредил швейцара об оплате такси. Вдруг он снова откинулся на подушки; его сознание пронизал сон — сон, который он видел прошлой ночью и позабыл…

…Я еду на лодке вместе с Дэвидом Маркэндом. Я сижу на корме, лицом к Дэвиду, который гребет. Мы на озере близ Клирдена, где я в первый раз столкнулся с Дэвидом после смерти его матери. Тот самый вечер. Там, над горой, встает та самая луна, мягко, но четко обрисовывай деревья. Дэвид не обращает на меня внимания, он тихо гребет. Я сижу на том месте, где обычно сидит в лодке женщина, против мужчины-гребца. Это невыносимо… не бездействие мое, не мое место, а невнимание Дэвида, Чтобы обратить его внимание на себя, я должен сесть на весла: тогда Дэвиду придется смотреть на меня и видеть меня. _Давай я_, - протягиваю я руку. Дэвиду семнадцать лет, его волосы золотятся в лунном луче. Он поднимает на меня свои сонные глаза и передает мне весла. Не покидая своего места на корме лодки, я погружаю лопасти в воду, и мы начинаем скользить в противоположном направлении. Грести трудно! Может быть, из-за того, что я сижу на этом месте — месте женщины на глубоко погруженной корме? Но вода тяжело поддается моим усилиям. Я перегибаюсь, чтоб посмотреть: вода свинцово-серая, она неохотно и медлительно катится из-под лопасти моего весла. Я озираюсь вокруг. Кусты на берегу — чаны, полные темного металла, деревья — трубы, гора, поблескивающая в лунной дорожке, — лава. Я смотрю вверх, не бросая весел: небо — лист железа, луна — зияющая дыра в том месте, где небо расплавилось на огне. Дыхание черной ночи знойно, и грести все труднее и труднее. Но я не смею остановиться, потому что, если я это сделаю, Дэвид, который сейчас глядит на меня, возьмет весла и снова перестанет на меня смотреть. Это не должно случиться — ни за что на свете! Сейчас он смотрит на меня. И в его лице, таком одиноком в этой вулканической ночи, покой и прохлада. Я гребу. Все труднее, все тяжелее зной…

От воображаемого усилия сдвинуть лодку он проснулся. Именно в это мгновение часы, телефон, загруженный делами день разогнали сон… Том Реннард, откинувшись на подушки, пытается удержать его. Он позабыл о своем желании побриться к приходу Дэвида. — Странный сон… — Стук в дверь: мальчик с газетами.

ГЕРМАНИЯ ВОЗОБНОВЛЯЕТ ПОДВОДНУЮ ВОЙНУ

ВИЛЬСОН ГОТОВИТ УЛЬТИМАТУМ

ВОЙНА НЕИЗБЕЖНА

— Вот сукин сын! — вслух говорит Реннард, думая о президенте Вильсоне. — Значит, он не выждал этот день, чтобы дать нашим мальчикам поживиться на бирже? Проклятый ханжа! Как будто от этого меняется что-нибудь, как будто эта война не _наша_! Папаша Вильсон хочет во что бы то ни стало казаться добродетельным. Только его добродетель немногого стоит. Дешевка. Он сам с собой в нее играет. (Способностью к самообману, я полагаю, измеряются способности политического деятеля.) Теперь он может хвастать перед собой своей независимостью. «Разве я не отказался выждать день? Я их насквозь разглядел!» Но от войны он не отказался, не так ли? Мир без победы! Это он тоже разглядел насквозь?.. Спокойней, Том! Президент, который служит нашим воротилам, должен одурачивать себя, чтобы легче было дурачить народ.

Реннард вдруг громко засмеялся и хлопнул рукой по шелковому одеялу. Он вспомнил Гейла Димстера и его девушку. Как, вероятно, была она нежна всю ночь, думая о деньгах, которые заработает сегодня на бирже!

Телефон.