Смерть и солнце

- Хорошо, я объясню. Ты носишься с какими-то бредовыми идеями и сам калечишь свою жизнь. Ночами разбираешь свитки с вымыслами всяких полоумных мистиков. Днем мечешься по городу, как одержимый. Маркий говорит, что, если ты даешь себе труд появиться на занятиях, то либо затеваешь диспуты с Саккронисом, либо спишь так, что тебя невозможно добудиться. Это и понятно, потому что вечера ты проводишь на улице Менял, а ближе к ночи вваливаешься в кабак с компанией своих приятелей... Но только они после этого ложатся спать, а ты опять хватаешься за свои свитки. От подобной жизни у кого угодно съедет крыша... Нет, я не хочу сказать, что ты сошел с ума. Но временами ты действительно ведешь себя, словно помешанный. Чего стоят одни эти войны с призраками, эти разглагольствования о каком-то запредельном Зле, которого на самом деле нет и не было!.. Прости, но иногда мне кажется, что ты просто любуешься самим собой и упиваешься той ролью, которую ты для себя придумал. Ты упорно загоняешь самого себя в ловушку, из которой не существует выхода. Если на то пошло, не одному тебе пришлось столкнуться с горем и утратой, но только ты дошел до мысли, что неправильно устроена не твоя собственная жизнь, а мир - весь мир. Как будто мир хорош, когда ты счастлив, или плох, когда тебе приходится страдать! Мир - он такой, как есть, и людям следует смириться с этим. Но ты так многого добился, что поверил в то, что можешь все. Даже если для этого придется переделать целый мир. И это страшно, Рик. Мне тебя очень жаль, и я не спорю, что тебе и правда тяжело, но беда в том, что ты буквально упиваешься своим страданием вместо того, чтобы стараться справиться с собой и жить нормальной жизнью.

Криксу показалось, что его ударили под дых. В последние месяцы Лейда нередко выражала сдержанное недовольство его взглядами, и временами между ними даже вспыхивали споры - но Крикс никогда не придавал им особенного значения, считая их такой же гимнастикой для ума, как диспуты, которые они устраивали на занятиях по философии. До сегодняшнего дня Рикс даже не подозревал, насколько далеко зашло их несогласие друг с другом. Вероятно, потому, что Лейда до последнего старалась смягчать все острые углы - и заговорила напрямик только тогда, когда у нее окончательно лопнуло терпение.

Теперь он наконец-то понял, что дело было не в том, что он стал реже появляться во дворце из-за свалившихся на него дел, а в том, что Лейда в принципе не принимала то, чем он был занят несколько последних месяцев. С минуту энониец просидел, как оглушенный, пытаясь понять, что теперь с этим делать.

- Лей, я не думаю, что это так уж важно. То есть... мы ведь можем думать о чем-то по-разному, но при этом не пытаться переубедить друг друга.

Лейда покачала головой.

- Нет, Рик, не можем... Будь ты другим - это еще могло бы получиться, но твои так называемые "убеждения" определяют все, что ты думаешь и делаешь. Они - это и есть ты сам. В твоей придуманной войне просто не остается места для чего-нибудь другого.

Крикс начал понемногу закипать.

- Боюсь, что в этом ты права. Это действительно война. А на войне людям не часто удается делать то, чего им хочется.

- Да-да. Ты будешь снова рыться в старых книгах, напиваться в "Красном шершне" и при этом искренне считать, что ты ведешь Великую войну со злом. А в этом деле я тебе, конечно, не советчица. Одним словом, я действительно устала. Полагаю, нам больше не стоит видеться друг с другом.

- Что?.. - выдохнул Рикс. Даже после всего, что было сказано до этого, он все-таки никак не ожидал чего-нибудь подобного. Даже теперь, когда Лейда со всей определенностью дала понять, что не желает его больше видеть, энониец сомневался в том, что ему стоит верить собственным ушам.

Он посмотрел на Лейду, пытаясь прочесть что-нибудь по ее лицу - но оно оставалось совершено неподвижным, словно девушка позировала для парадного портрета.

- Извини. Но так и правда будет лучше. Ты не станешь ничего менять, а я больше не в состоянии вести такие разговоры и надеяться, что рано или поздно все изменится. Мы все равно расстанемся, может быть, через месяц или два, но к тому моменту измучаем друг друга еще больше.

Энониец заставил себя оторваться от косяка.

- Хорошо. Если ты этого хочешь, я уйду, - сказал он. И собственный спокойный тон внезапно показался ему таким же безумием, как и весь их предыдущий разговор. Что же он делает? Он должен спорить... убеждать ее, что она ошибается, и все можно исправить... но слова, которые приходили ему на ум, были избитыми, фальшивыми, а главное - за это лето он успел повторить их десятки раз, так что они давно уже настряли у него в зубах. У Крикса больше не осталось сил на споры и на обещания. А хуже всего было то, что он уже не очень верил в собственную правоту.