Смерть и Возрождение (СИ)

— Эдит, Томас, садитесь сзади, — сказала Туу-Тикки. — Эшу, открой им двери и покажи, как пристегиваться.

В машине густо пахло табаком. Томас влез в салон с чувством, будто он берет в руки святой Грааль. Эдит изящно скользнула на сиденье. Она уже ездила в автомобилях. Конечно, они и близко были не похожи на этот. Но все же это были автомобили. Мягкие сиденья, руль, какой-то непонятный рычаг между передними сиденьями, низкая крыша.

— Вытягиваешь этот ремень, — объяснил Эшу, — перекидываешь через себя и втыкаешь язычок вот в эту щель. Поняла?

С ремнем безопасности Эдит справилась не сразу. Сначала он не хотел вытягиваться, потом не хотел защелкиваться, а когда защелкнулся, Эдит показалось, что он слишком крепко прижимает ее к спинке сиденья. Томас же с совершенно ошалелым лицом трогал дверцу, стекла, кнопки, пялился на приборную панель.

— Пристегнись, — велел ему Эшу. — Тут совершенно бешеная дорожная полиция.

— А?

Эшу тихо зарычал. Томас посмотрел на него, не понимая. Эдит взяла Томаса за руку.

— Надо пристегнуться, — сказала она и показала на ремень на себе.

— Ага! — обрадовался Томас. — А зачем это?

— При экстренном торможении ремень удержит тебя, — вздохнула Туу-Тикки. — И не будет травм. Томас, скорость этого автомобиля — до ста шестидесяти миль в час. Ограничение по городу — шестьдесят, но это все равно много.

— Давайте уже поедем, — сказала Эдит.

Туу-Тикки вывела машину за ворота, спустилась по подъездной дороге до улицы и поехала на запад. Ехать было недолго — минут пятнадцать. Но к страхам Эдит относительно обряда добавился и страх скорости. Страх — и какая-то лихая бесшабашность. Туу-Тикки сама водит этот автомобиль! Может, и Эдит сможет научиться? Конечно, она не стала бы ездить так быстро, но…

Прежде, чем Эдит успела додумать, Туу-Тикки уже остановилась в парковочном кармане на обочине.

— Приехали, — сказала она. — Как удачно — на берегу никого. И ветер обещали южный.

Томас посмотрел на океан с ужасом. Он вспомнил, что они не просто поехали на прогулку. Он неловко отстегнулся, вздрогнул, когда пряжка ремня щелкнула, ударившись о стойку, вылез из машины, обошел ее сзади и окинул океан взглядом. Сэр Эдвард говорил что-то про морского коня. Где он, этот морской конь?

Туу-Тикки открыла Эдит дверцу, помогла отстегнуться, потом достала из багажника рюкзак и большущий пряно и горько пахнущий черный пакет.

— Тебе помочь? — спросила Эдит.

— Обойдусь. Эшу, веди.

Эшу, стоя на краю дороги, очертил рукой круг. Пространство отзвалось едва слышным за шумом волн и ветра переливчатым звуком.

— Пора, — сказал он.

Томас решительно зашагал по склону вниз, обходя травяные кочки и поддерживая Эдит на особенно крутых участках. Они ступили на песок — и точно к тому месту, где на песке чернел круг старого кострища, вышли сэр Эдвард и Люсиль. Люсиль была в полном восторге. Она вертела головой, разглядывая чаек, далекие корабли, город на холмах, волны и линию прибоя.

— Лошадки! — взвизгнула она, указывая пальцем в море. — Папа, смотри, лошадки!

— Да, это морские кони, — сказал Эдвард.

И тут Томас тоже их увидел — огромных, вороных с прозрачной прозеленью, с крупным жемчугом в хвостах и в гривах, вспенивающих волны тяжелыми копытами. Их просто не могло существовать. Но они были. Играли, заливисто ржали, вставали на дыбы, и солнце дробилось в их гривах радугами.

— Они вам помогут, — сказал Эдвард. — А сейчас у нас есть дела.

— Садитесь как удобно, — велел Эшу, скидывая рюкзак на песок. — Тикки, два метра в сторону. Эдвард — тоже. Тикки, нож.

Туу-Тикки протянула ему обсидиановый нож. Эдвард помог дочери сесть и сказал на ухо:

— Будет больно. Терпи.

Люсиль устроилась, скрестив ноги, пошевелила пальцами в смешных сандалиях, сделала серьезное лицо. Томас просто плюхнулся на песок. Эдит села рядом, подумала и переменила позу — сэр Эдвард говорил, что обряд длится долго, а значит, поза должна быть скорее удобной, чем красивой.

— Надрежьте кожу, — велел Эшу. — Каждый — сам себе.

Первой за нож взялась Люсиль. Она сосредоточенно закатала рукав и провела ножом по левому запястью. Кожа разошлась легко и почти не больно. На одежду закапала кровь. Потом она передала нож брату. Томас сцепил зубы, ожидая боли, задрал рукав и решительно резанул по руке на два дюйма выше запястья. Но было не больно, было скорее горячо. Он передал нож Эдит. Та свела брови и уверенно чиркнула каменным лезвием по ладони.

Воздух сгустился и задрожал. Эшу сидел сосредоточенный и собранный. Прибой замер, занеся над берегом волну. Замерли морские кони. Застыл ветер, игравший волосами. А потом пришла боль. Огромная, невероятная, ослепляющая боль. Люсиль стиснула зубы, закусила щеку изнутри, сглотнула кровь. Эдит открыла рот, но из него не вырвалось ни звука — так сильна была эта боль, так всеобъемлюща и всепоглощающа. У Эдит закатились глаза, она уперлась руками в твердый песок и только старалась дышать, дышать, ни в коем случае не забывать дышать.