А тот, знаток белогвардейщины, начал в Ленинграде оттачивать все детали будущего фиктивного заговора в благоприятнейшей обстановке, при обилии кадров и хорошо налаженной системе провокаций. Разведуправление глубоко проникло в Финляндию еще в 20-х годах, опутав ее разветвленной агентурной сетью, установив на границе выгодный режим, время от времени открывая ее на отдельных участках. “Синдикатом” и “Трестом” занималась Москва, само ОГПУ, в Ленинграде чекисты довольствовались малым, но урожай пожинали богатый, под сам-десят. Все делалось просто, даже с некоторым изяществом.
В среду недовольных советской властью засылался провокатор, объединявший вокруг себя особо ретивых злопыхателей, и отнюдь не из простого люда. Организация эта искала контактов с заграницей и получала их, в условленном месте советско-финской границы встречая представителя белого движения, то есть агента Разведупра, знакомого — для полной убедительности — кое-кому из организации. А той передавались деньги и инструкции. Как только организация расширялась до нужных для чекистов размеров, ее подвергали аресту, не всех членом ее забирали, кое-кто оставлялся на свободе “в оперативных целях”, то есть зародышем очередного лжезаговора; еще не расстреляли или отправили на Соловки “заговорщиков”, как на подступах маячила организация посвежее; городские и областные чекисты, работая на этом конвейере, получали награды и часть конфиската. Несколько грубоватым был другой способ: в Хельсинки резидентура Разведупра печатала обращенные к карелам и ингерманландцам на территории СССР листовки с призывами запасаться оружием, теплым бельем и лыжами; через своих агентов воззвания перевозились за границу, то есть на территорию СССР, и распространялись там, что давало удобный повод обвинять оба народа в национализме, а затем и начинать превентивные аресты, благо что лыжи в хозяйстве любого карела имелись, — и аресты, естественно, приводили к недовольству, перераставшему в открытое сопротивление, немедленно находившее живейший отклик в Хельсинки, агенты Разведупра подбрасывали оружие недовольным, шла новая волна арестов, кончавшаяся тем, что чекисты в Москве прозревали: да мы же сами — злейшие враги советской власти, и безропотно клали головы на плахи, то есть расстреливались под элегические вздохи Кремля. (Разработчиков “Синдиката” и “Треста” постигла та же участь, потому что во вред стране пошла вся их прекрасная — в профессиональном смысле — работа.) Головы на плахе отнюдь не знаменовали окончание провокаций, они продолжались. Еще при Кирове в апреле 1933-го вышел циркуляр Главного управления милиции НКВД СССР “Об очистке 22-километровой погранполосы от кулацкого и антисоветского элемента”. (Нет сомнения, что на место высланных помещали тех, кто безусловно был связан с ОГПУ. Эта закольцованная система провокаций бесперебойно работала до конца советской власти, вместо листовок и воззваний — засылаемая в страну антисоветская литература, питающая диссидентуру, высылка за кордон удобных для КГБ людей и так далее.)
Картина, Запорожцу знакомая! До командировки в Ленинград он длительное время работал в информационном управлении ОГПУ и расстановку сил на финской границе и в самой Финляндии, кишевшей агентами Москвы, знал.