Смерть, любовь и мужчины Елены Майоровой

Олег Даль, женившийся по любви на Нине Дорошиной, на собственной свадьбе обнаружил молодую жену на коленях Ефремова, который развлекался с ней, как с девицей по вызову. У Олега Даля было хрустальное сердце. Оно норовило разбиться.

Ефремов пригласил во МХАТ жену Евгения Евстигнеева, своего лучшего друга, — Лилию Журкину, хорошую актрису и очень красивую женщину. Сделал одолжение. Но он пальцем не шевельнул, чтобы занять ее в репертуаре. Она была бы рада любому предложению, самой маленькой роли.

Во время раздела МХАТа Ефремов взял с собой Евстигнеева, а Журкина осталась под крылом Дорониной. Конечно, какое там крыло. Доронина вела свою игру, пользуясь актерами, как «пушечным мясом». Неужели она могла заинтересоваться Журкиной, пребывающей в депрессии, ужасе, временами в запое. Жена Евгения Евстигнеева покончила с собой в 49 лет. Все обвинили Евстигнеева, даже дочь. Друг самого Ефремова, неужели он не мог похлопотать? Но Евстигнеев ничего не мог. Он был потрясен, убит, инфаркты уже выстраивались в очередь. Через год после смерти жены он как-то не выдержал и пожаловался другу, Олегу Николаевичу, на то, что стал уставать. Ефремов резко ответил: «Если тебе тяжело, уходи на пенсию». И отправил его: такого верного друга, такого великого актера.

Незадолго до этой бойни, называемой разделом, во МХАТ пригласили гениального Олега Борисова. В его таланте было что-то гипнотическое, это был сверхдар. Я ходила на все спектакли с его участием, снимала о нем фильм, писала рецензии, интервью. И никак не могла понять одного: почему Ефремов со Смелянским посылают его, как курьера, по всяким чиновничьим кабинетам с какими-то бумагами, продвигающими раздел. Потом поняла: Борисову никто не мог отказать. Взглянув на его лицо, люди вставали. И все произошло. Но вдруг исчезли из репертуара лучшие спектакли, в которых был занят Борисов. Ему предложили побегать в трусах в «Перламутровой Зинаиде», он отказался, и его тоже отправили на пенсию! Ему было 60 лет. Позже он напишет в своей книге воспоминаний: «На Васильевской, в Доме кино, увидел Галю Волчек. Она улыбнулась как-то заговорщицки, почти сочувственно: «Предаст… Переступит… Помяни мое слово». Предал. Правда, не переступил, потому что я успел ноги унести». Что значит, успел. Он так страдал, в нем не осталось веса. Гениально сыграл роль Павла I, несколько ролей в кино. Умер тяжело, мучительно, и кто знает, насколько был сокращен его срок.

Всеволод Шиловский рассказывает, что когда очередная актриса МХАТа пыталась покончить с собой, но ее откачали, к ней приехали от Ефремова и велели: «Скажи, что это все не от того, что происходит в театре».

Александр Калягин писал: «Ефремов ценил в людях не столько талант, сколько преданность общему делу. Во имя этого дела он мог быть отталкивающе жестоким, совершать роковые и несправедливые поступки, обижать и ранить самых близких и родных людей. Один вывод на пенсию Евгения Евстигнеева чего стоит!» Эти мысли вызывают лишь один вопрос: насколько же общим было то дело, ради которого можно переступить через каждого?

Вот такую руку и такое сердце предлагал Ефремов Елене Майоровой. Мне кажется, она действительно нравилась ему больше, чем кто-либо в жизни. Такая высокая, худая, с прямым синим взглядом, с лицом, созданным природой как раз для камеры и сцены. С помощью грима ее внешность можно было менять до бесконечности. Маша из «Трех сестер», Нина Заречная, Сара из «Иванова», Тойбеле, шалашовка…

Он столько лет пытался осуществить свою идею фикс и стать единственным обладателем этой женщины. Он ведь был удачлив во власти: почему же здесь такой облом? Да потому что она просто любила театр и кино, хотела, чтобы роли ей посылала судьба. У нее была своя идея фикс. С ней невозможно приспосабливаться к чьим-то условиям. С ней вообще невозможно приспосабливаться.