Смерть, любовь и мужчины Елены Майоровой

Не берусь оценивать с клинической точки зрения способность видеть сдутые шарики вместо живых и талантливых артистов, представлять себе их пустые головы и души, в которых кричит только Вечность, и потребность вынашивать собственную личность. Это круто, это сюжет для голливудского ужастика, но лучше попить валерьянку.

Кино и театр — это специфическая сфера. Недоброжелательность, зависть, злоба и сплетни в ней доведены до крайности. Здесь не нужно, как в, мягко выражаясь, бизнесе нанимать киллеров для заказного убийства. Артиста убить легко. Лене ужасно завидовали. Многие очень любят вспоминать, как она приехала из Южно-Сахалинска в провинциальном наряде, белых гольфах, как говорила, как ходила, как проваливалась на экзаменах в театральных вузах. Но, главное, как приняла решение поступить в ПТУ, выполняла тяжелейшую физическую работу и стремилась к тому, чтобы быть там отличницей. Если бы она пошла в стриптиз — крутиться у шеста, — это, мне кажется, показалось бы ее будущим коллегам менее странным поступком. А так — «рабочая окраина», «пэтэушница». Вообще-то очень немногие настоящие актеры России родились в центре Москвы. Потомки династии Романовых как-то вообще не попадали на подмостки. Там всегда была слишком высокая планка — крепостной актер Щепкин, прочие «сороки-воровки». Актеры бывали аристократами по духу, образованности, способности прославить страну. Аристократ Владимир Ивашов работал грузчиком после своих звездных работ в кино, чтобы прокормить семью. За нищим дворянином от искусства Георгием Вициным бродили все бродячие псы и летали голуби. Он кормил их на свою невидимую пенсию. Нежная и миловидная Изольда Извицкая, потрясшая публику на Каннском фестивале в фильме «Сорок первый», умерла в Москве от голода и холода в полном одиночестве. Ей тоже было 39. А как спрятала свое несчастье и смерть королева красоты Алла Ларионова, чью судьбу в искусстве просто рубили на дрова. Из-за красоты. Из-за таланта. Страшнее зависти и вожделения только большая зависть и самое низкое вожделение. Я вот о чем. Их все видят прекрасными, но мало кто замечает их трагедии. А они притягивают трагедии уже потому, что всегда на виду. И можно ли задним числом сказать, что нормальнее, если это слово употребимо. Покорно погибать или прорываться горящим факелом к чьим-то душам. Сколько лет мир решает проблему эвтаназии. Возможно ли разрешить добровольный уход от невыносимых физических страданий или нет. Вопрос уже был бы решен в пользу ухода, если бы не страх перед злоупотреблениями тех, кто скажет «да». Нравственные страдания оцениваются по самой высокой шкале боли. Именно физической болью Лена Майорова убивала терзания души.

Елену Майорову в ГИТИСе сразу оценил Олег Табаков. Можно сказать, она была на особом положении, так верил он в ее будущее. И она оправдывала эту веру изо всех сил. Была открытой, милой, доброжелательной. Готова была драить актерское общежитие ночи напролет. Готова была всех любить. А вот с настоящей любовью возникла проблема: актер МХАТа был женат и не собирался оставлять жену. Она резко порвала эту связь. Осталась бы несчастливой в личной жизни, ее бы с удовольствием пожалели. Но в нее влюбился генеральский сын, элитный и востребованный художник. Более того, он на ней женился. Она переехала в четырехкомнатную квартиру на Тверской и все еще продолжала оставаться простой, искренней, доброжелательной. Как будто так и надо. Это уже простить было трудно. К тому же на нее запал Олег Ефремов. Не на предмет переспать раз-другой, он сделал ее ведущей актрисой, примой, ввел в худсовет. Она высказывала там свое мнение, взывала к справедливости и требовала, чтобы он к ней прислушивался! Для многих актрис и актеров это стало личной бедой. Если выразиться аккуратно, не все актеры МХАТа желали Лене профессиональных удач и успехов в личной жизни. И каждый ее визит в кабинет главного режиссера, время, которое они пробыли там наедине, ее поездки к нему в санаторий в Барвихе по его настойчивым просьбам — все это, конечно, фиксировалось. Вот только Шерстюк на эту информацию практически не реагировал. Он был потрясен их взаимной любовью, он еще был уверен, что она будет верна всегда. Но она реагировала. Больше не была такой открытой и простой. Она могла почувствовать себя больной из-за жестокого слова. Она познавала безграничность своей боли. Временами казалось, еще минута — и она умрет. Но минута проходила. Она возвращалась к себе.