Людмила Дмитриевна:
«Одноклассники относились к Лене с уважением. Она была, как звездочка. А подруги? Я ее смеющейся, виснущей на плечах у подруг никогда не видела».Сергей Шерстюк:
«У Ленки не было характера. Все заблуждались на этот счет и приходили к Ленке жаловаться, чуть что — к ней. Сидели за полночь, я уже засыпал, не мог выслушивать их мучительные истории… А Ленка — могла. Не потому, что характер сильный. У нее не было характера, у нее была душа открытая. Я не очень быстро это сообразил».Людмила Дмитриевна:
«Классная руководительница мне рассказывала: «Ленка приезжала, такая дылда! Ее и не узнать». И еще сказала, что у Лены сын, годика четыре. А потом говорили, что у Лены детей не было и нет. Что она чувствовала себя одинокой».Сергей Шерстюк:
«Дело в том, что как ни старались, как ни выкладывались родители, положили все, чтобы вылечить Леночку от туберкулеза, но она перенесла страшную операцию, она лишилась, чего говорить, всего того, что давало возможность рожать, и пила очень долго гормональные таблетки… Вот откуда идет ее мироощущение. При этом она совершенно чистая и наивная. Сахалинцы все очень наивные люди».Из письма учительницы:
«Лены не стало, а я так и не успела сказать ей слова благодарности за то, что она была моей ученицей. Опоздала!»Сергей Шерстюк:
«Она очень любила сидеть на подоконнике, слушать музыку и смотреть, как строится отель напротив нашего окна на улице Горького… Так вот, в субботу она умерла, а накануне, в пятницу, упала с этого подоконника. Падая, зацепилась за стол и опрокинула его. Там были кока-кола, сахарница с сахаром — она разбилась, кока-кола с сахаром — это что-то страшное. Я говорю: «Ты посмотри, в чем лежишь!» Никакой реакции. И только через 5–6 секунд: «Ой, я вся мокрая. Сереж, унеси меня, раздень»… Мы познакомились 8 июня 1985 года. И восьмое число отмечали не каждый год — каждый месяц. И если я был за границей, звонили каждый день. Я воспринимал все наши расставания очень мучительно. Иногда я наблюдал ее со стороны — она была абсолютно ни на кого не похожа! Ни в движении, ни в повороте головы, ни в резком бросании руки. Все 12 лет и 75 дней, что мы с ней прожили, вообще ни на что не похожи…
На сорок дней после смерти Лены собрался полон дом людей, а мы сидим рядом с Сережей Газаровым (муж актрисы Ирины Метлицкой, умершей в том же году от лейкемии). Я тогда разговаривал без умолку, а он сидит, молчит. И подходит кто-то — не помню уже кто — и говорит: «Сережи, можно посидеть между вами и загадать желание?»
(Записала Анна Калинина-Артемьева)
Почти прикол. Интересно, кто тот игрун (или игрунья), пришедший на сороковины Елены Майоровой загадать желание. Наверняка оно сбылось. У людей с такими нервами это или пареная репа, или вилла на Лазурном берегу. Не сложнее.
Южно-Сахалинск не забыл свою, вероятно, самую яркую звезду. О ней пишут местные газеты, ей посвящают выставки и даже мечтают о музее. В местном архиве был создан маленький домашний музей. Заведующая архивным отделением Ольга Маслова через семь лет после смерти Елены Майоровой собрала старые, семейные, черно-белые снимки… Предоставленные мамой поздравительные открытки, письма, вырезки из газет. «Я хотела, чтобы на встречу с Леной люди пришли по белому снегу. Она очень любила сахалинскую зиму», — сказала Ольга Маслова.
В драмкружок Дома пионеров Лена пришла в пятом классе. Преподавательница попросила что-нибудь прочесть и воскликнула: «Да ты талант!» Потом добавила: «Сделаю тебя старостой кружка». В седьмом классе Лена поступила в театральную студию «Современник». Играла Пеппи Длинный чулок, Римку в «Весенних перевертышах» Тендрякова. В восьмом классе мама подарила ей туристическую путевку в Москву и Ленинград. Когда она уезжала из Москвы, по радио в поезде передавали вальс Хачатуряна из «Маскарада». «Вся в слезах, я дала себе клятву вернуться сюда, чтобы стать актрисой».