Смерть, любовь и мужчины Елены Майоровой

Многие были против утверждения Елены на роль Глафиры в фильме «На ножах». Якобы она недостаточна красива. Но режиссер Александр Орлов вызвал ее на пробы, и на просмотре все ахнули: так неожиданно, почти страшно красива она была. Ее любила камера, ее обожала сцена. Какой прекрасной и страстной была ее Сара в «Иванове». Амплуа героини-красавицы не закрепилось за ней, потому что она могла больше, чем просто красивая актриса. Она могла быть некрасивой, карикатурной, как в «Мелком бесе». Страшной. Смешной. Не очень молодой. Она не из тех, кто требует от режиссера вырезать кадры, на которых слишком видны морщины. И все-таки очень жаль, что она практически не играла красивых женщин в кино. Возможно, это нелепое предположение, но, может, она относилась бы к себе не так беспощадно, если бы чаще видела себя красавицей на экране? Как Афина. А если бы она сыграла хоть двух счастливых женщин? Не сыграла бы. Красота, талант, ум, темперамент не входят в формулу счастья. Счастье вообще не является предметом рассмотрения искусства. Искусство существует, чтобы будить от тупой спячки человеческие души. Оно заставляет обывателя лить слезы, страдать, бояться чужой крови и смерти. Кого-то из актеров научили выполнять свою миссию на одной технике — без внутренней страсти, сострадания и отчаяния? Значит, им повезло больше, чем Елене Майоровой. По сути, она не играла, она проживала горькие, драматические судьбы. А насчет техники, одного профессионализма — это вообще блеф. Включите телевизор, посмотрите очередной фильм, сделанный по рецепту пирога «Гость на порог», и вы поймете, сколько мусора можно смонтировать на час экранного времени. У Майоровой во время спектакля или съемок кровь закипала, нервы были натянуты до того, что рвались после, ее несчастные героини тянули на дно, как утопающие. Самое ужасное заключается в том, что актерским профессионализмом является именно это. Просто в Голливуде, к примеру, когда актер доводит себя до изнеможения, проваливается в депрессию, теряет силы настолько, что не может вернуться в свою жизнь, армия профессиональных спасателей начинает его вытаскивать. Вновь превращать в национального идола. Лена, как и другие наши актеры, существовала в другой ситуации. Когда у нее от неизбывности сыгранного горя умирало сердце, кто-то мог сбегать за водкой. В лучшем случае ее, сбитую усталостью, бессилием, подводившим все чаще здоровьем, которое всегда было слабым, выбитую из действительности дозой спиртного, просто привозили домой и сваливали на руки Шерстюку. Он укрывал ее одеялом и шел писать дневник о необыкновенной женщине, которую любит.

(УКРАДЕННАЯ КНИГА)

20 февраля.

«Ты идешь мне навстречу и улыбаешься. Ты очень точно ступаешь, но совсем легко, руки твои заняты сумками. Когда ты идешь впереди, я смотрю на твои плечи, шею, на твои ягодицы, локти — не важно на что, — и всякий раз — в сотый, тысячный — думаю: ничего не видел красивей. Бог с ним, кому-то, может быть, что-то другое красивей, а вот мне недостаточно самого этого слова. «Красивей», думаю я, ерунда, есть же еще какое-то слово, от которого сжимается сердце, «родней», но с этим так тяжело идти за тобой, нужно еще какое-то слово, метафора, какое-то ощущение, чтобы идти просто смотреть. И вдруг — не часто — спина твоя опускается, голова склоняется к земле, ты смотришь под ноги, и шаги твои замедляются — самое красивое тело на земле сникло… Ох, как мне жаль тебя, Леночка, как жаль себя! Мы ничего-ничего не должны были знать о смерти».

Как жаль ее, как жаль его в ту минуту, когда он в последний раз на земле трогает под покрывалом на кладбище ее ноги. Он ведь хотел одного: идти за ней след вслед. Кто знал, что таким крутым окажется этот маршрут. Что таким коварным способом настигнет их обоих эта проклятая слава. Она не к ней шла горящим факелом. Она, нравственно чистая, страстная и гордая, так уходила из мира, не согретого счастьем.

ГЛАВА 6

— Лена, вы счастливы?

— Нет, конечно. Я не могу сказать, что я счастлива. Счастье… Что это? На определенном этапе, когда чего-то достигаешь, можешь ненадолго почувствовать себя счастливой. А потом другая полоса наступает. Это многим со стороны кажется счастьем, что я работаю в театре, снимаюсь в кино. А все сложнее.

(Из интервью с Еленой Майоровой, 1993 г.)