Смерть, любовь и мужчины Елены Майоровой

У них не могло быть детей. Многие вспоминают сейчас, что Елену совсем не волновала эта проблема. На самом деле она ощущала свою бездетность как ущербность. Иногда даже говорила, что чувствует себя «неженщиной». Известно, по крайней мере, два случая, когда она рассказывала, что у нее есть сын. Значит, страдала. Значит, не складывалась у нее теория полноценной жизни. Она рассказывала о том, чего нет, в какие-то лихие минуты, потому что устала постоянно говорить правду самой себе. И слышать от самой себя: «Садись. Два».

Татьяна Васильева вспоминает, что однажды в аэропорту Лена говорила о том, что страдает из-за своей бездетности. Муж, конечно, в этом смысле очень деликатен, а свекровь, бывало, попрекала ее отсутствием детей. Когда она увидела сына Сергея Никиту, в ней появилась надежда на то, что он станет и ее сыном. Но он держал между ними дистанцию. Наверное, сначала ревновал отца. В детях тоже живут и недоброжелательность, и зависть, и дефицит сочувствия к другому человеку, который просто на открытой ладони протягивает тебе любовь, которую ты вовсе не заслужил.

В фильме «Последняя весна» держат в кадре листочек бумаги, исписанный красивым женским почерком. Это «Материнская молитва», которую нашли в бумагах Елены Майоровой после ее смерти. Там написано: «Помоги моему дитю — безгрешной душе, безответной душе — ангелу Никите». Объект этих душераздирающих слов принимал участие в фильме. Взрослый человек, явно не унаследовавший ни обаяния, ни ума отца и, похоже, по-прежнему считающий, что отец чего-то его лишил, полюбив Лену. Такую ревность можно понять в ребенке. Сергей так откровенно любил Лену больше всех — больше родителей, сына, самого себя. Но взрослый человек, после такой трагедии… Никита Шерстюк произнес какой-то серый, суконный текст, что-то типа: а почему я должен был считать родным человеком постороннюю женщину? Как будто от него что-то требовалось. Или тоже мучает зародыш вины, страх? Он видел Елену последним до трагедии. Сидит перед камерой и рассуждает абсолютно безразлично: «У меня в то утро было состояние хуже, чем у нее». Чем утешишь такого человека? Зато потом тебе было лучше.

Кошки с человеческими именами, которых Елена Майорова считала своими детьми, никакая не замена… Они были бы в любом случае. Ей хотелось любить и спасать всех слабых, нежных, беззащитных. Как и Сергею.

(УКРАДЕННАЯ КНИГА)

1 декабря 1997 года.

«О, счастье: грибы и велосипед, ужин за твоим красным столом, наши потрепанные старые карты для непременного «козла» (с кем я еще буду играть в «козла» так?) А как нас в грозу чуть не убила молния, с каким визгом мы мчались на велосипедах в непроглядной воде, переодевались, сушились, валялись на нашей кровати, читали, обнимались, выползали в мокрый сад, уходили в резиновых сапогах в лес — грибы, грибы. Я могу вспомнить и дурное: как Дуся поймала птичку и садистски мучила, пока ты не вырвала ее, еще живую, и мы не знали, что с ней делать, как лечить, и я, взяв ее в ладошку (а вот не помню породу, щегол, что ли?), а потом искал домик-пень, нашел, завалил вход листвой и пошел домой. Дома ты сказала: «Ты знаешь, она все равно умрет. В ранке заведутся черви, я еще в детстве видела, как они заводятся в ранках у птиц, потом они умирают». «Ну, а вдруг выживет?» — сказал я. «Нет, Сережа, не обманывай себя. Лучше бы ее Дуська сожрала».

Не знаю, что случилось с птичкой, но Лена умерла. Очень вскоре. Надо бы поточнее вспомнить, спросить, что ли, у мамы. Через несколько дней или недель? Дождя не было, когда Лена приехала на дачу 16 августа, и не было позже, стало быть, птичка была раньше, за несколько недель. О, Господи, подумал бы я своей головой. У Жолобова перед смертью мамы тоже на дачу залетела какая-то птица. А тут Дуся принесла».

Лена не дождалась своего кинорежиссера с настоящей ролью, который использовал бы все ее возможности не просто полноценной, но редкой женщины. Открытой для любви, страстной, порывистой, глубоко страдающей, предельно откровенной и стеснительной. Все это стало предметом манипуляций плохого экспериментатора — Пьянковой — и привело к трагическим последствиям. Но она снималась и у хороших, очень хороших режиссеров, в хороших картинах. Просто перестала верить в то, что займет свое место в кино. Стала небезосновательно сомневаться в будущем нашего кино. Вот выдержка из интервью 1993 года:

«— Лена, давайте немного о кино поговорим.

— А, в кино ерунда все. Я уже два года не снимаюсь, все казалось, надо подождать какой-то серьезной роли. Мой последний фильм — «Затерянный в Сибири» Александра Митты — практически никто не видел. Да и вообще, фильмы не выходят, а ты столько сил, энергии тратишь, отрываешь время от театра. А в результате это никому не нужно».