Смерть на фуршете

— Коварная. И наливка, и ты. Но меня не собьешь. Те же люди, которые огранизовывали советскую литературу, то есть, если угодно, с теми же навыками люди, организуют теперь и литературу современную. Вроде бы идеологические аэрозоли отброшены, а модели литературного устройства — сохранены. Та же пирамида — где на вершине мэтры (в них легко записали многих гонимых при коммунистах, без уточнений их художественной состоятельности). Дальше слоями и пластами тусовки. А у подножия — все остальное. Привычка, что поделаешь! Правда, пирамида двухглавая — гражданская война в литературе хотя и затихла, но все же у нас повсюду два союза писателей. А литератур сколько?!

Он залпом допил наливку и взялся за графин:

— А здесь что? Клубничная?!

— Печальные картины ты нам нарисовал, — сказала Инесса. — Налей и мне.

— И мне, пожалуйста, — попросила Ксения. — Если клубничная. Хочу попробовать.

— Выпьем не чокаясь, — предложил Трешнев.

— Чего это ради? — удивилась Инесса.

— Вдруг взгрустнулось… Подумаю, что не только литература эта — проект, но и фуршет тоже часть этого проекта… И как-то сразу аппетит пропал. Как ты, Ксения, говоришь — аттракцион вместо жизни…

— Это не я говорю, а кто-то из ваших писателей.

— Умный человек.

— Ну, кто куда, а я — на службу. Надо оправдывать выплачивание мне жалованья…

От наливки Ксения несколько захмелела, так что после расставания у метро, приехав в институт, еще некоторое время подремала в кресле.

Потом оказалось, что на фоне наливки работать тяжело, и она, добравшись домой, рухнула в кровать, очнувшись только на рассвете.

Трешнев объявился в середине дня, когда она сидела по уши в служебных бумагах.

— Сообщаю в рамках данных обещаний по обновлению жизни. Только что звонил один мой студент… честно говоря, я и не очень-то помню такого… сегодня у него в «Квадриге» презентация книжки… попросил выступить… Я ему: «Но книжку-то вашу я даже не видел!» — а он мне: «Книжка никуда от вас не денется, ее как раз к презентации подвезут. Напишете рецензию, если понравится». Вообще-то я с большим удовольствием пишу рецензии на книжки, которые мне не понравились… Словом, очень он хочет, чтобы я сказал несколько слов о своем отношении к молодой литературе, к новому поколению писателей…» Тут мы начали спорить о значении и смысле слова «писатель», о том, кто и как может его употреблять… В конце концов сошлись на том, что о сути писательства на его презентации и поговорим… Я и те идеи, что вчера высказывал, разовью… Пусть знают…

— А потом, конечно, пьянка. Фуршет.

— Ну да.

— То есть опять напьешься…

— Да какое там напьешься! Видела ли ты меня пьяным?! Будет скромный междусобойчик. И все…

— Значит, устраиваешь прощание с фуршетами, — согласилась Ксения.

— Нет, я не могу взять на себя такое обязательство. Но Академия фуршетов нуждается в реформе… Вот кончится этот фуршетный сезон, и я, честное слово, сведу на нет свои фуршетные аппетиты. Посижу в тишине… Есть планы…

— Пока у тебя план — вновь напиться. — Ксения посмотрела на часы. — Нам-то можно туда пойти?

— Ты знаешь, президента этот Саша просил не приглашать. Какой-то был у него литературный конфликт с ним. Поэтому я и Волю не зову. Мы же все сложные люди. Страсти, столкновения…

— А мне? Инессе? Можно?

— А вы хотите? Не думаю, что там будет очень интересно… Впрочем, я Инессе уже звонил, и она тоже почему-то хочет пойти послушать мою болтологию…

— Ну вот и хорошо. «Квадрига» — это метро «Тверская»?

— Ну да. Встречаемся в девятнадцать часов у памятника Пушкину.

Какая хронометрическая точность у отца летчика.

Тanto i ven lo stes [1]

Девятнадцать ноль-три.

К ожидающей Трешнева Ксении подошла Инесса:

— Они все равно пришли! — В голосе Инессы было радостное возмущение.

— Кто «они»?

— Ученики! Мы их распустили на каникулы, но разрешили приходить в школу, если появятся какие-то вопросы. И вот они пришли. «Завтра день рождения Пушкина, День русского языка, давайте отпразднуем…» И вот сидела, ломала голову, что бы такое занимательное им устроить…

— Придумала?

— Само собой. Теперь могу отдохнуть.

— Тanto i ven lo stes, — раздался позади баритон Трешнева.

— Переведи, Андрон, — потребовала Инесса. — Это по-итальянски?

— Или по-венециански. «Они все равно придут». Когда был в Венеции, разговорился с одним гондольером. На катание по каналам ему меня раскрутить не удалось, зато я узнал эту замечательную фразу. «Тanto i ven lo stes». Так говорят между собой венецианцы о нас, туристах. И для фуршетчиков она очень подходит. Мы все равно придем!

— Но ты же давал мне слово!

— И мне давал, — подтвердила Инесса.

— Это будет очень хороший фуршет! Для меня назидательный и наставительный. Фуршет по случаю выхода книжки моего очередного ученика, обскакавшего своего учителя.

— Что же, у тебя ни одной книжечки нет?!

— Представь себе! Изошел болтовней. Хотя публикаций много. Самых разномастных. Даже стишки есть.

— Стихами ты нас, конечно, удивил! — проговорила Инесса.

— Вот я и хочу сегодня взъяриться, разгорячиться — и рвануть наконец на вольный литературный простор!

Свернули в переулок.