Смерть на Кикладах. Книга 2

Теодорос Антонидис совершенно не был готов к тому, что генерал после сегодняшнего разноса обратится к нему с таким вопросом, поэтому густо покраснел, по-прежнему прикрывая рукой рот от греха, и пробормотал что-то в том духе, что надо работать!

– Ну и правильно, – неожиданно легко согласился генерал, поднимаясь из-за стола. – Это верное решение, работайте! Тело в больницу, на вскрытие. Пусть патологоанатом поскорее подготовит заключение – поторопите его, времени мало. Надеюсь, ваши эксперты тоже быстро определят яд и его происхождение, вряд ли он приобретен здесь на острове, но чем черт не шутит. Координируйте свои действия с О'Брайеном, будем ждать, когда охранник, который общался с этими «ремонтниками» придет в себя и сможет дать показания. На ближайшие несколько часов – все! А я, пожалуй, пойду спать! Часика три будет в самый раз! И не звоните мне, Антонидис, только если кто-нибудь снова не умрет, или вы не обнаружите похищенные полотна! Все ясно? Вольно, вольно! Пойдем, Саша, мы здесь закончили.

И, махнув на прощание рукой, генерал Интерпола вышел из кабинета. Алекс последовал за ним.

– Ты думаешь, что они все еще на острове? – недоверчиво качнул головой Смолев, спускаясь вместе с генералом по ступенькам крыльца полицейского участка. Навстречу им уже взбегали запыхавшиеся эксперты, которых вызвал Антонидис.

– Уверен, Саша! – утвердительно кивнул Виктор Манн, направляясь в сторону виллы «Афродита», отчаянно при этом зевая и протирая глаза. – И исполнители здесь, и полотна здесь, и организаторы всего этого спектакля тоже пока еще здесь. Полотна надо вывозить, а по нашей просьбе портовая полиция неделю назад закрыла выход из порта и ведет очень жесткий досмотр. Все делается под прикрытием операции против наркотиков, чтобы не было лишнего ажиотажа. Но трясут всех, как тот черт сухую грушу! Я взял на себя ответственность: кто будет недоволен – пусть пишет жалобу министру. Кстати, тот уже в курсе. Знаешь, что он мне сказал недовольным тоном? «Надеюсь, недели вам хватит, генерал!» С какой луны летят эти политики? Ты не знаешь, Саша? Как считаешь, недели нам хватит? Или даже многовато будет? Может, надо было выйти со встречным предложением – уложиться за три дня? Черти бы их всех драли! Целое правительство недоумков, болтунов и бездельников! Вот отправлю и в самом деле ему все жалобы, пусть читает. До завтрака спешить нам некуда, будем думать, что делать. Пойдем, успеем перед завтраком пару часиков покемарить! Такой чудный сон мне перебил этот проклятый инспектор своей икотой, будь он неладен! Снилось, будто дали мне месячный отпуск, и я…

За разговорами друзья незаметно дошли до виллы и прошли на хозяйскую половину мимо мирно дремавшей на ресепшн Катерины – сегодня было ее дежурство. На кухне уже вовсю шла работа: рабочий день Петроса начинался в шесть утра.

И когда он только высыпается, подумал Алекс.

Генерал продолжал отчаянно зевать и тереть слипавшиеся глаза. Они расстались в общей гостиной – на хозяйской половине и разошлись по спальням.

Стоило Алексу улечься в постель, как сонливость решительно пропала и больше не возвращалась. Промучившись так полчаса, он встал, принял холодный душ, как следует растерся махровым полотенцем, так что кожа покраснела и приятно заныла, набросил халат и, захватив книгу покойного Шульца, вышел на балкон.

Читая «Письма к брату Тео» Винсента Ван Гога, Алекс никак не мог отделаться от мысли, что не так все очевидно в выкладках американского детектива: столько было в этих строках, что написал художник сто лет назад, пронзительной боли, тоски и одиночества, и при этом – ясного и глубокого проникновения в суть вещей и человеческую природу. Винсент был глубоко чувствующим и ранимым человеком, а вовсе не успешным дельцом со стальными нервами и дубленой кожей, который захотел денег и славы и положил всю свою – пусть и недолгую – жизнь ради этого. Сколько нежности, заботы по отношению к любимым и близким, к своему брату, к друзьям и людям, что окружали Ван Гога в последние годы его жизни, – нет, не все так однозначно, – истина, как всегда, где-то посередине…

Алекс дочитал последнюю страницу и перевернул ее. Книга закончилась.

Он с сожалением вздохнул и уже собирался захлопнуть ее и положить на стол, как ему показалось, что последние листы книги словно склеились. Возможно, это типографский брак, подумал он и внимательно рассмотрел «залипшие» страницы на свет. Ему показалось, что страницы были проклеены специально, широкой полосой по периметру, словно кто-то провел клеевым карандашом, а между страницами лежал небольшой лист бумаги – в четверть от книжного листа – и на нем, похоже, что-то было написано. И как он не обнаружил этого раньше, ведь книга у него была целую неделю!