– Я считаю, что возможна, – просто ответил Илиопулос и снова невесело рассмеялся. – Только никому об этом не говорите! Это стоило мне председательского кресла в «Совете мудрецов». Пока у меня не будет доказательств, я не смогу сказать об этом со своей кафедры. Кстати, вы знаете, есть такой исторический анекдот: в тысяча девятьсот первом году английский физик Резерфорд со своим коллегой Фредериком Содди открыл трансмутацию элементов – превращение тория в радий, при этом Содди, который увлекался историей алхимии, чуть не лишился чувств. Ходили слухи, что Резерфорд настоятельно просил друга не упоминать алхимию в описании этого опыта, иначе бы ученые точно подняли их на смех.
В этот момент в кабинет ворвался сияющий ассистент профессора и принес целый ворох каких-то распечаток с графиками и формулами, пачку фотографий, бумажный пакетик с золотом и флэшку. Все это он аккуратно положил на журнальный столик, только распечатки отдал в руки профессору и отошел на несколько шагов, где застыл, сжимая и разжимая руки в сильном волнении.
Профессор, забыв обо всем, несколько долгих минут изучал кривые графиков и диаграммы, перелистывая страницу за страницей, потом вернулся к первому листу, снова пролистал пачку до половины, нервно потер лоб, поднял глаза на помощника, что-то спросил по-гречески, но сразу поправился.
– Простите мою невежливость, дорогие друзья, – извинился он на английском и снова повторил свой вопрос к помощнику. – Михалис, ты уверен? Ошибки быть не может?
– Никакой, профессор, – по-прежнему сияя и слегка заикаясь от волнения, ответил его ассистент. – Все тесты показывают одно и то же. Оборудование в полном порядке. Мы трижды взяли пробы, результаты, как вы можете убедиться, – идентичны по всем контрольным параметрам. Ошибка абсолютно исключена!
После паузы, уже не в силах сдержаться, ассистент добавил:
– Поздравляю вас, профессор! Столько лет работы, вы оказались совершенно правы!
– Спасибо, Михалис, спасибо,
Поскольку два друга уже несколько минут вопросительно смотрели на Илиопулоса, он повернул к ним ворох распечаток, ткнул в них пальцем и сказал:
– Тесты, которые мы провели, показывают, что это золото было получено в результате химического процесса более двухсот лет назад, – выпрямившись, заявил профессор. – При этом оно сперва было выплавлено, а потом раздроблено, измельчено и перетерто в песок. По атомам других металлов и веществ, оставивших свой след, мы даже можем сказать, какие именно использовались тигли и скребки, состав их материалов, а также изначальный состав расплавленного вещества. Олово, свинец, ртуть. И не поддающийся, как всегда, идентификации ключевой элемент – вот на этой диаграмме в точках экстремума видно его присутствие на атомном уровне.
– И что все это значит? – поинтересовался озадаченный заместитель начальника Бюро Интерпола, взяв в руки пачку листов с результатами.
– Это значит, дорогой Виктор, – ответил профессор, победно блестя очками, – это значит, что перед нами – герметическое золото!
Тот разложил по столу фотографии восьмого номера с его скудной обстановкой. Фотографий было много, в разных ракурсах, инспектор Антонидис отнесся к задаче с большим рвением.
– Что это? – спросил вдруг профессор неожиданно осипшим голосом, тыча пальцем в фото, на котором Алекс узнал тот самый грубый деревянный стол с глиняной посудой и два колченогих табурета.
– Это обстановка номера, мне тоже она показалась несколько странной, если честно, – признался Алекс.
– Странной? Странной,
Ученый, что-то бормоча себе под нос об истинном служении, вдруг вскочил с места и начал что-то лихорадочно искать на полках, продолжая бормотать: «Ну где же он, он был где-то здесь… Ага! Вот он!»
Профессор положил на специальную подставку для фолиантов огромный богато иллюстрированный атлас.
– Вот, смотрите,
На гравюре под заголовком Алекс, к своему удивлению, увидел такой же грубо сколоченный стол, те же кривые стулья, глиняную посуду, какие-то лавки и заставленный колбами и ретортами рабочий стол алхимика.
– Перед нами парижское издание «Герметического Иллюстрированного Атласа» тысяча четыреста двадцатого года! – торжественно огласил профессор. – На сегодня осталось всего два экземпляра: у меня и в библиотеке Конгресса. Это не наводит вас на размышления, мои молодые друзья? Кто вообще жил в том номере?
– Жили старики по фамилии Файер, – ответил Виктор Манн, опередив своего друга.