Смерть на Кикладах

– Вы достойно несете взятую на себя ношу, святые отцы, – кивнул Фламель. Он прошел два шага до стены и снял с полки шкатулку. – Я пригласил вас, чтобы передать вам нотариально заверенные акты дарения госпиталю «Кианз-Вэн» имени Святого Людовика земельных участков и домов, принадлежавших на праве совместной собственности мне и моей покойной супруге Перренель, – сказал хозяин дома и достал из шкатулки несколько листов плотной бумаги, свернутых в трубочку и перевязанных лентами. – Отныне, с сего дня, они переходят в собственность госпиталя, равно, как и доход, который они приносят ежемесячно. Пусть каждые денье и су,18 что они дают, послужат благому делу! – старик положил документы обратно в шкатулку, а шкатулку протянул старшему из францисканцев. – Прошу вас, брат Ансельм: примите с Богом!

Старший из монахов сделал шаг вперед и опустился на колени перед Фламелем. Он принял драгоценную шкатулку, поцеловал руку старику и, поднявшись на ноги, сказал:

– Дела ваши, мессер Фламель, будут жить в веках. Да благословит вас Отец наш небесный и воздаст вам по заслугам!

Монах не ошибся. Еще почти четыреста лет, до тысяча семьсот восемьдесят девятого года, парижский госпиталь для слепых «Кианз-Вэн» имени Святого Людовика будет устраивать ежегодные процессии в Сен-Жак-де-ля-Бушери, чтобы помолиться о душе Николя Фламеля, общественного писца с улицы Мариво.

После ухода монахов мастер и его помощник быстро закончили свою скромную трапезу, после чего подмастерье убрал со стола, снова задвинул тяжелый засов на двери и плотно закрыл ставни на крючок.

При колеблющемся огне сальной свечи вдвоем они привычно отодвинули тяжелый деревянный стол в сторону, затем, взявшись за большое бронзовое кольцо, открыли люк в полу, и по очереди спустились по лестнице в подвал, осторожно прикрыв крышку люка за собой.

Опустевшая комната еще какое-то время освещалась неровным пламенем догоравших поленьев в очаге, но вот и они погасли, и комната погрузилась во мрак.

Часть шестая

Из многих роз – капля масла,

из многих мук – капля мудрости!

Персидская поговорка

Мощный двигатель служебного мерседеса, принадлежавшего Бюро Интерпола в Афинах, легко разогнал тяжелый седан представительского класса до нужной скорости на трассе, но в комфортабельном салоне его звук почти не был слышен. Друзья сидели на заднем сиденье, погруженные в собственные мысли. Книга «Сокровище алхимиков» с торчащими из нее закладками лежала рядом на сиденье.

– Ты все-таки думаешь, что это они? – спросил своего друга Виктор Манн, после того, как первые десять минут прошли в полном молчании и в попытках «переварить» и осмыслить услышанное от профессора Илиопулоса.

– Не знаю, не знаю, – растерянно пожал плечами Алекс. – Чудно как-то. Мне сложно поверить в то, что я общался с человеком, который родился, как сказано в этой книге, в тысяча триста тридцатом году. Согласись, это трудно укладывается в голове…

– Ты говорил, что они знают русский? – поинтересовался полковник Интерпола.

– Да, причем они говорят на нем слишком чисто, если ты понимаешь, о чем я! – Алекс повернулся к другу и продолжил: – Говорят слишком чисто и правильно, интонации у них другие, что ли. Пишет этот Николай Францевич будто с Пушкиным в одном лицее учился: архаизм на архаизме! Но то, что он назвал меня в письме «милостивейший государь», еще совсем не означает, что ему семьсот лет и он великий алхимик, – Алекс снова пожал плечами. – Мало ли какие бывают причуды у стариков. Может, он любитель старины? И по мне уж лучше так, чем современный русский «новояз» с его «превед, медвед!» и так далее.

Немного помолчав, он продолжил:

– Опять же, язык ему неродной, но он говорил, что они с женой в свое время прожили в Санкт-Петербурге пятнадцать лет. Вопрос: в какой период? Ни по каким архивам, боюсь, этого уже не проверить. На это годы уйдут! Да и уцелели ли те архивы после революции?.. А если в советское время, тогда он бы так и сказал: «в Ленинграде». Сам посуди: последние десять лет они безвылазно жили на Наксосе, то есть, вряд ли бы застали уже новый Санкт-Петербург и сумели в нем прожить пятнадцать лет. Этот вариант отпадает. Да и кто у нас сейчас так говорит и пишет?

– А до этого?

– А до того город на Неве назывался Санкт-Петербургом, насколько я помню, с тысяча семьсот двадцатого до тысяча девятьсот четырнадцатого, когда он уже стал Петроградом. В общем, Витя, я уже и так прикидывал, и эдак. Тупик! Если они, допустим, жили в Санкт-Петербурге до девятьсот четырнадцатого года, то это все равно было… Больше ста лет назад! Не понимаю.