Смерть на Кикладах

– Так вот, Саша, – произнес уже в салоне автомобиля полковник Манн, – я тогда не договорил. По поводу благотворительности. Самое удивительное, что во многих случаях она не прерывалась все эти семьсот лет, и тому есть подтверждающие документы, хоть и не все они сохранились. Конечно, сейчас все поступления отслеживать проще, сам понимаешь. Они идут из разных благотворительных фондов, но идут постоянно. Кстати, в Париже до сих пор работает тот самый госпиталь для слепых, который был основан еще в тринадцатом веке королем Людовиком Святым. Сейчас это крупнейший в Европе и Франции Международный офтальмологический центр «Кианз-Вэн». И знаешь, что интересно? Им регулярно поступают крупные суммы от неизвестных благотворителей. Из разных городов и стран, даже из России в свое время, в начале двадцатого века было несколько крупных поступлений. Отгадай, из какого города?

– Из Санкт-Петербурга, – ответил Смолев, задумчиво кивнув.

– Именно, Саша, именно! – подтвердил полковник Интерпола и внезапно сменил тон на более жизнерадостный: – Ну, как там наш друг инспектор Антонидис? Он уже провертел на своем унылом пиджаке дырку для ордена? Два опасных рецидивиста схвачены с поличным, один убит при задержании, преступление раскрыто, пистолет идентифицирован, дело Костаса можно закрывать. Из местных жителей и отдыхающих никто не пострадал. Что еще надо? Если начальство его никак не отметит – это будет свинство, – Виктор пожал плечами. – Кстати, он оказался толковее, чем я думал.

– Нормальный мужик, – согласился Смолев. – Кстати, как дела закончим, он нас приглашал в таверну Софии. Что-то говорил про холодное пиво и кальмары на гриле. А кальмары у Софии – пальчики оближешь! Сочные, румяные, ароматные! С тцатцики и жареным сыром, да под холодное пиво…

– О как! Погнали наши городских! Он уже и проставляться научился! – восхитился полковник Интерпола. – Быстро он у тебя там умнеет. Практически, ловит на лету! Так, кулинар, ты мне тут про кальмаров в красках не расписывай, а то я скоро начну причмокивать. Дело – прежде всего!

Они постучали в дверь старого Христоса, когда солнце уже начало свой путь на запад. Не сразу, но дверь медленно отворилась, и удивленный садовник пригласил их войти.

– Здравствуйте, отец! – по-гречески произнес Виктор Манн и низко склонил голову. – Я – полковник Манн, международная уголовная полиция. Я должен вам передать кое-что. Первое: от Интерпола – благодарность за вашу помощь в тяжелую минуту. Спасибо! Второе: от Министерства Гражданской Обороны Греческой республики – вот этот документ. В нем сказано, что вы и еще одиннадцать ваших сослуживцев из третьего морского десантного батальона полностью реабилитированы. Греция считает вас честными солдатами, выполнявшими приказ. И не ваша вина в том, что вы оказались верны воинской присяге. И простите, что так поздно. Это надо было сделать много лет назад. И, наконец, третье: от меня лично – вы спасли жизнь моего друга!

Он сунул руку за пазуху, вытащил небольшой продолговатый сверток и развернул его на столе.

– Это военно-морской кортик офицера российского флота – символ воинской чести. Примите в подарок от всего сердца! – он крепко обнял старика, пожал ему руку и вручил кортик.

Когда они уходили, Смолев обернулся. Старый солдат по-прежнему стоял неподвижно, крепко прижимая к груди морской кортик. Бумага из Министерства одиноко лежала на столе. Алекс аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Так, главное мы сделали, теперь остались мелочи, – подытожил полковник Манн. – Я до Антонидиса сам дойду, подпишу все бумаги и протоколы по делу от лица своей конторы. Давай, пока! А через часик встречаемся в таверне! А то всю душу мне разбередил: кальмары, понимаешь, холодное пиво!

Он шутливо сунул кулаком Алексу в бок и широко зашагал по делам.

Алекс дошел до номера, забрал из сейфа деревянную шкатулку с таинственными фиалами и тоже покинул виллу. Он уже знал, куда идти.

Позже в таверне, когда много бокалов пива было выпито, кальмары на гриле – оказавшиеся действительно выше всяких похвал – съедены, и инспектор Антонидис тактично оставил друзей одних, строго-настрого приказав бармену писать на его счет все, что выпьют и съедят его гости, – они смогли поговорить.

– А почему ты решил, что это Бьорнсон? – поинтересовался Виктор Манн, с удовлетворением рассматривая бескрайнюю морскую гладь перед таверной.