– Например, оттуда же, откуда и девочек Обанель. Кстати, где ты с ними познакомилась?
– В школе, естественно, – ответила Флоранс, допивая чай. – В то время старших классов в Ронь еще не было. Девочки ездили в Сакре-Кёр на автобусе. Полин и Натали меня не интересовали, а Клотильда была милой. Я всегда знала, что она станет монахиней. Она ни на шаг не отходила от святых сестер.
Марин подумала, что надо бы позвонить Антуану и рассказать ему о явной вражде между Полин и Натали Обанель.
– Уже пора? – Мать поспешно встала из-за стола. – Я опаздываю в церковь! – И принялась рыться в сумочке. Марин помнила, как мама купила эту сумку по настоянию отца в Тоскане, когда самой Марин было двенадцать лет.
– Не надо, не ищи, мама, – остановила она Флоранс. – Я угощаю.
– Ты ангел! – Мать наклонилась, чтобы поцеловать ее в лоб, но промахнулась и вместо этого поцеловала в висок. – Отец Жан-Люк так радовался, увидев тебя на мессе! Все, убегаю! До скорого!
Марин помахала матери, увидела, как та быстро отомкнула замок на велосипедной цепи, прикрученной к ближайшему платану, вскочила на велосипед и укатила по улице Тьер. Флоранс даже не подумала спросить, почему Марин приходила в церковь или зачем предложила встретиться и вместе выпить кофе. Неужели ее родители почти не общаются друг с другом? Марин поднялась, оставила деньги на столике и вышла из кафе.
После двух часов за рулем Верлак наконец свернул на заправку – купить какой-нибудь еды в супермаркете. Сначала пришлось блуждать среди стеллажей, набитых дисками с фильмами и музыкой, которые ему и в голову не пришло бы смотреть или слушать, потом пройти мимо полок с типичными прованскими безделушками – керамическими цикадами кричаще-ярких цветов, саше с лавандой, мылом из оливкового масла, вязкой нугой, и только затем он наконец дошел до продуктового отдела. Он долго разглядывал сэндвичи, пока наконец не остановил выбор на одном из них, с ветчиной и сыром, и прихватил к нему креветочный салат. Перекусил он стоя, чтобы не облиться кофе. И поборол искушение купить батончик «Марс»: какими бы вкусными они ни казались во рту, он заранее знал, что потом от них начнет подташнивать. Шагая обратно к своей машине, он радовался, что сезон летних отпусков уже закончился и все парижане уехали домой.
В машине, слушая джаз, он выпрямился и вытянул шею, когда справа промелькнул средневековый город Каркассон. Ему вспомнилось, что где-то на холме есть стоянка рядом с обзорной площадкой, откуда открывается вид на город, и прикинул, хватит ли ему времени заехать туда на обратном пути. У Нарбона Верлак взглянул на часы. Он обещал Марин, что постарается остановиться у нарбонской мэрии и заглянуть на выставку работ лучших фотографов Франции, где экспонировались и несколько снимков Сильви. Запас времени у него был, оставалось лишь разыскать мэрию. Через несколько минут он не только нашел ее, но и припарковал машину в тени почти у самых дверей здания. Значит, судьба, усмехнулся он. Открыв дверь, Верлак торопливо прошел по мраморному вестибюлю, ориентируясь по афишам фотовыставки. Первыми в выставочном зале ему бросились в глаза огромные снимки купальщиков – излюбленный сюжет Сильви, – и он сразу же направился к ним. Это были портреты: люди разного возраста купались в зеленовато-синей речной воде и смотрели прямо в объектив. Вода казалась совершенно неподвижной, напоминая насыщенным цветом лист стекла. Верлак надел очки и подошел поближе, разглядывая первый снимок. Потом отступил, снял очки и перешел к следующему. После шести или семи снимков он остановился. Мальчик лет двенадцати или тринадцати стоял по грудь в воде, спиной к фотографу, оглядываясь на него через плечо, словно услышал, как его зовут. «
В машине он посидел минуту с закрытыми глазами. Потом завел двигатель и, взглянув на часы, увидел, что до назначенной встречи с монахиней остается меньше часа. Он выехал из Нарбона и направился на юг по небольшим департаментским шоссе, обозначенным желтым цветом на его мишленовской карте. Время от времени он сворачивал на обочину, к виноградникам со спелыми гроздьями, и сверялся с картой. Вскоре он свернул на другое шоссе, гораздо у́же прежнего, и наконец увидел первые указатели аббатства, на которых прочел, что экскурсии в нем проводятся каждое утро. Местность вокруг была холмистая, более холмистая, чем в окрестностях Экса, сравнительно малонаселенная, но сами холмы казались ниже и на вид старее, чем вокруг Экса, а растительность на них – суше и скуднее, чем в Провансе. Верлак опустил стекла в окнах машины и вдохнул запах, принесенный ветром. Окружающий ландшафт идеально подходил для монахинь и монахов, средневековых отшельников и виноделов-фанатиков, он отличался, как небо от земли, от зеленой Нормандии и очень нравился Верлаку.