Смерть на взлетной полосе

Хозяин дома провел их в светлую просторную гостиную, первым опустился в кресло рядом с окном и жестом предложил сесть остальным. Гуров расположился во втором кресле. Крячко занял место на низком диванчике. Психолог, по обыкновению, садиться не стал, вместо этого он неторопливо двинулся по периметру комнаты, осматривая обстановку. Марк Исакиевич мазнул по нему взглядом, слегка нахмурился, но ничего не сказал. Выключил негромко работавший до этого телевизор, подошел к журнальному столику из мореного дуба, на котором в хаотичном порядке были разбросаны упаковки с медикаментами, взял одну из них, вскрыв, достал небольшую таблетку и сунул ее под язык.

— Итак, — начал он привычным начальственным тоном. — Как я уже сказал, господа, Вероника предупредила меня о вашем визите… Но к чему он, для меня все равно осталось загадкой. Чем я могу помочь вам в вашем расследовании? Не понимаю… Разве что посетовать на неразборчивость моей дочери в отношении кавалеров? Для меня это не ново. Ее всегда кто‑нибудь бросает. Конечно, мне как отцу больно признавать это, но… Против фактов не поспоришь. Разница лишь в том, что до этого ее не грабили. Моя теща, царство ей небесное, передала Веронике все семейные драгоценности. Их жаль. Очень… Надеюсь, что вы сможете отыскать похищенное. У меня, кстати, есть полная опись этих драгоценностей. Я сам составил. Если желаете… — Странберг собрался было подняться с кресла, но Гуров жестом остановил его:

— Не стоит, Марк Исакиевич. У нас уже есть список похищенного. Мы хотели поговорить с вами о другом…

— О чем же?

— О тех семистах тысячах, которые вы дали дочери несколько дней назад, — напомнил полковник.

— Ах это! — Странберг сплел пальцы рук и положил их на живот. — Да, деньги тоже, конечно, жалко… Но не так, как драгоценности…

— Вам не кажется странным такое совпадение, Марк Исакиевич? — продолжил Гуров. — Вы передаете дочери крупную сумму на покупку машины, а через пару дней она подвергается ограблению.

— На что вы намекаете? — нахмурился тот.

— Словно кто‑то знал об этих деньгах.

— И?

— Вероника утверждает, что никому об этом не говорила. А вы, Марк Исакиевич?

— Что «я»?

— Вы рассказывали кому‑нибудь о том, что дали дочери семьсот тысяч?

Странберг шумно запыхтел, подобно набирающему ход локомотиву. Но его поза и выражение лица не изменились. Он открыто смотрел в глаза полковнику.

— Что‑то я не понимаю, к чему вы клоните? — В голосе бывшего сотрудника ОБХСС появились металлические нотки. — Намекаете, что это я навел преступника на Веронику? Вы меня обвиняете в пособничестве?

— Вовсе нет, — как можно более миролюбиво откликнулся Гуров. — Пока что никто никого ни в чем не обвиняет. Тем более вас, Марк Исакиевич… Мы лишь хотим знать, говорили ли вы кому‑нибудь об этих деньгах? Случайно?

— Разумеется, нет.

— Он лжет. — Лозинский сделал пару шагов вперед и остановился за спиной Странберга.

— Что?! — Марк Исакиевич нервно обернулся, но высокая спинка кресла не позволила ему поймать психолога в поле зрения. — Какого черта вы там несете? Что значит — «я лгу»?

— Только то, что вы лжете, — лениво парировал Лозинский и скосил взгляд на столик с медикаментами. — Вы лжете, что никому не говорили об этих деньгах, и с самого начала разговора проявляете беспокойство. Неподвижно сплетенные пальцы, поджатая нижняя губа, сведенные к переносице брови… Вы нервничаете, и вас гложет чувство вины.

— Вины? Какой еще вины?

— Не знаю. Это вы нам скажите.

— Вы кто вообще, черт возьми? — Странберг завертелся в своем кресле, пытаясь поймать в фокус невидимого собеседника, но его попытки оказались напрасными. Лозинский продолжал неподвижно стоять у него за спиной. — В каком вы звании, молодой человек?

— Ни в каком. Я не из полиции.

— Тогда что вы тут делаете?

— Помогаю своим товарищам докопаться до истины. — Андрей все‑таки вышел из‑за спины собеседника, но лишь для того, чтобы опуститься на корточки рядом с журнальным столиком. Сгреб сразу несколько упаковок с медикаментами. — Так вы скажете нам, что заставляет вас врать, господин Странберг? И за что вы чувствуете вину?

— Какого лешего?! — вскочил на ноги Марк Исакиевич. Его глаза покраснели, подбородок гневно затрясся. — Что вы себе позволяете? Кто дал вам право?.. Извольте объяснить ваше поведение! И немедленно!

— А вот это уже искренний гнев, — не глядя на него, продолжал перебирать препараты Андрей. Читал названия на упаковках и небрежно бросал их обратно на столик. — В него я верю.

— Кто этот человек? — Вопрос был обращен к Гурову. — И что он делает в моем доме? По какому праву?..

Полковник промолчал. Крячко тоже не спешил вмешиваться.

— У вас есть кто‑то? — невозмутимо поинтересовался Лозинский. — Я имею в виду, в сексуальном плане, господин Странберг? У вас есть женщина?

— Моя жена умерла…