Смерть нас обойдет

 — Вспоминай, вспоминай, красная сволочь! — хлесткие удары доносятся до тайника.      — Вспоминай!.. Тебя за сына простили, падаль, но о тебе не забыли. Где бандиты? Отвечай, собака! Бернард! — и снова удары. Георг тяжело рухнул на пол.

 — Встать!.. Куда бандитов спрятал?

 — Никаких бандитов не знаю, — стоял на своем лесник. Парни слышали его затрудненное дыхание. — Уж кто бандиты, так это вы! Ворваться ночью в дом, избивать хозяина... Будь я помоложе...

 — Бернард!

   Женевьева в ужасе зажала уши, забилась, как пойманная в силок птица, пыталась вскочить, но Сергей схватил и удержал. Она просунула голову под плащ, и парень машинально поглаживал вздрагивающие плечи девушки, прислушиваясь к происходящему в гостиной. Георга из-за них избивают, а они ему ничем не могут помочь. Если даже сдадутся, эсэсы его в покое не оставят. И не для того лесник раскрыл парням тайник, чтобы они вышли из него с поднятыми руками. Он знал, какая ему беда грозит, но смело пошел навстречу опасности. И им незачем мучиться совестью, а подойдет время — нужно честно выполнить свой долг.

 — Предатель! Кто твои сообщники? Молчишь?! Я тебя живым втопчу в землю, а своего добьюсь... Бернард!

 — Признайся, Георг!  Признаешься — в живых останешься, а то... — Отпусти, гад, все скажу! — голос Георга прерывистый, со сдерживаемой болью. — Отпусти! Пусть твой кат отойдет…

 — Отпусти, Бернард! Говори...

 — И до меня черед дошел! — с одышкой проговорил лесник. — Жаль... Хотел увидеть, как вы по щелям клопами расползетесь, а вас будут выкуривать и давить... Давить безжалостно, беспощадно!

 — Заткнись, сволочь! — исступленно рявкнул оберштурмфюрер. — Куда бандитов спрятал?

 — Скажу, все скажу...

 — А-а-а! — отчаянный крик. — А-а-а-а...

   Шум, грохот, торопливый топот подкованных каблуков, тяжелое падение на пол.

 — Бах... Бах... — дважды оглушительно бухнуло ружье, а в ответ хлесткие, как удары бича, пистолетные выстрелы.

 — Оберштурмфюрер?! Обер...

 — Чего ты его трясешь? Видишь, какая дыра в груди!

 — Кто бы подумал?! Ах ты, сволочь...

 — Отставить! Чего ты мертвеца пинаешь, идиот несчастный! Надо было обезоружить, а не стрелять. И полицейский убит. С нас в управлении с самих шкуру спустят. След потеряли...

 — Я не виноват, господин комиссар...

 — Стрелять любой идиот умеет, а до ниточки не каждый докопается. Я пойду к рации, а вы снова обыщите дом, каждую щелочку проверьте.

 — Слушаюсь!

   Костя согнулся вдвое, сквозь плотно стиснутые зубы едва слышится на высокой ноте: «А-а-а-а...» Женевьева бьется в нервном припадке, кусает Сережкину руку, которой он ей рот зажал. Вот-вот сорвется, по-бабьи заголосит, заколотится на полу. Он торопливо зажег фонарик, взглянул на искаженное мукой лицо и понял, что француженка на последнем пределе.     Скороговоркой, одними губами зашептал:

 — Женька, с фрицами не криком борются, а оружием... Переводи ей, Костя, переводи... Кричи не кричи, их не напугаешь. Над тобой же начнут изголяться, ржать. Пулей их надо брать, ножом, гранатой. Потерпи, Женька, они еще пожалеют, што сучки-матери их на свет породили... Потерпи, девонька! — Он прислушался. — Че она бормочет? Не чокнулась случаем?

 — Не знаю... Что-то по-своему, должно быть молитву.

 — Скажи Серьожке, больше не буду плакать. Пусть свет уберет, боши еще не ушли.

   Наверху топот, грохот опрокидываемой мебели, хруст стеклянных осколков под каблуками. Похоже, гитлеровцы крушат все подряд, как делали в завоеванных странах. С погромов они начали в Германии, погромами и заканчивают, — подумалось Косте. Он напряженно вслушивался, стремясь не пропустить что-либо важное для себя.

 — Подвал и чердак осмотрены? — хлопнула дверь, прозвучали четкие шаги.

 — Осмотрены, господин комиссар, никаких следов не обнаружено.

 — Нам приказано остаться в засаде, оцепление снимается. Трупы вынести в машину и отправить...

 — Лесник...

 — Без исключений! Заведите мотоциклы в сарай.    Лисовский нервно зевнул. Положение осложнилось, как они выберутся теперь из подземелья? Когда снимут засаду, неизвестно, а сидеть в давящей мгле не хватит терпения. Да и Эрих должен прийти. И угодит в лапы гитлеровцев. Необходимо что-то срочно предпринять... Он пересказал Груздеву разговор гестаповцев.

   После недолгой паузы в камине заскрежетала кочерга.

 — Бернард! Кто из ваших курит сигары?

 — Гавана?! Настоящая гавана! Я семь лет не видел таких сигар.

 — Что ты дергаешься, Бернард?

 — Мне необходимо показаться врачу, господин комиссар. После пинка я не могу разогнуться.

 — Ха-ха-ха! — сухо рассмеялся  комиссар. — Войска  штурмвафельн в евнухах не нуждаются! Ха-ха! Плохи твои дела, Бернард. Иди на пост.

   Осторожные шаги, когда боятся сделать лишнее движение, и вдруг чуть не под самым ухом голос гестаповца, размышляющего вслух.