Смерть-остров

— Нас забрали у театра. Мы в театр пошли, а у входа бригадмильцы дежурили, схватили — и в машину. Мы им документы показываем, они нас не слушают. Привезли, в состав посадили, и вот на острове выгрузили. Там страшно, дяденька! Помогите нам.

Девушка заплакала, следом заплакали остальные.

— Мама не знает, где я, она же с ума сходит, — сквозь рыдания проговорила девушка. — Меня Таней звать. Таня Березина. А это Коля и Вася. Мы в техникуме учимся. Помогите нам, пожалуйста!

— Поможем! — коротко бросил Егор и поднялся с лавки, незаметно кивнув Зине. Она мигом исчезла. Егор убрал миски, налил гостям чаю из березовой чаги.

— Пейте, пользительный чай, он силы добавляет.

Егор удивился, что гости пьют чай из стаканов, хотя он подал им блюдечки. Постоял, подумал и расщедрился, вытащив из тайника горстку сахара. Этот тайник придумала Зина, чтобы дети сахар не таскали. Там оставалось немножко, на Троицу. Теперь ничего сладкого в доме нет. Всё на гостей ушло. Люди с острова откусывали по кусочку, наслаждаясь забытым вкусом. Егор подумывал, чем бы ещё угостить, но в это время открылась дверь, и в избу вошёл участковый. Из-за его спины выглядывала Зина.

— Ну чё, мазурики, думаете, обманули советскую власть? — набросился на гостей участковый. Те испуганно вскочили, с недоумением поглядывая на хозяина. Егор отошёл в сторону, чтобы не мешать участковому при исполнении.

— Как же так? Как же вы это? Это же не по-советски, — растерянно пробормотала Таня, обращаясь к Егору, но тот отвёл взгляд, словно что-то в окне увидел.

— Не родился ещё тот человек, который сможет обмануть советскую власть! — торжественно провозгласил участковый и уселся за стол. — Фамилия?

— Березина, — рыдая, прошептала Таня, — только у нас фамилии не записывают. Мы на острове все бесфамильные.

— Оформить надо, — скупо бросил участковый, доставая кожаный планшет. Он долго писал, коверкая фамилии, ломая карандаш, размазывая химическую краску по бумаге. Когда с оформлением было закончено, все четверо направились к машине.

— Повезло нам, Егор, что участковый здесь был. Он к Ворониным приезжал. У них вчера курей украли. Уголовники с острова. Две несушки были, и тех теперь нету. Воронина нам яйцо давала для Мишки, а теперь кончилось яйцо. Совсем без ничего остались. А чо, ты им сахар скормил, чо ли? — Зина набросилась на Егора чуть не с кулаками. — А чем мы Троицу будем праздновать?

— Не ори, Зина, перетерпим. Скоро ягода пойдёт, птица потяжелеет. Проживём!

Зина успокоилась и пошла в огород, мысленно проклиная мазуриков с голодного острова.

Участковый привёз беглецов в Александрово и посадил в карцер, а на следующий день их на лодке отвезли на остров. Документы участковый отобрал и положил в сейф.

Глава четвертая

Колубаев лежал на кровати в доме для приезжих. Небольшой деревянный дом с рядом комнат, отхожим местом во дворе, плитой в конце коридора радовал чистотой и опрятностью. За домом следила местная жительница хантыйка Настасья. Поначалу Колубаев задирал хантыйку, потом она ему надоела. В посёлке делать нечего, никаких развлечений, сплошная скукота. День за днём слал Колубаев телеграммы в Томск, но в ответ ничего не получал. Периодически Колубаев вскакивал с постели, приоткрывая дверь, ему всё казалось, что стучится нарочный или почтальон, но в коридорчике было пусто, только Настасья дремала в углу на диванчике.

— Эй, узкоплёнка! — рявкал Колубаев, хантыйка пугалась, вздрагивала, чем доставляла временную радость беспокойному постояльцу.

В дверь постучали. Колубаев приоткрыл правый глаз, неужели опять показалось? Постучали чуть громче. Не показалось.

— Входите!

Колубаев вскочил и одёрнул гимнастёрку, вдруг кто из районного начальства пожаловал? В дверь заглянул охранник с острова Назино.

— Товарищ Колубаев, разрешите?

— Да входи ты! — Рубанул воздух Колубаев, не скрывая разочарования. Сейчас охранник начнёт жаловаться на тяжёлые условия труда, надеясь, что жалобы услышат в Томске, в самом управлении лагерей. Не услышат. Колубаев не допустит. С этими мыслями помощник коменданта грузно обрушился на стул.

— Товарищ Колубаев, тут такое дело, — прошептал охранник, оглядываясь на закрытую дверь.

— Там никого, одна хантыйка, так она по-русски ни бельмеса, — скупо бросил Колубаев, искоса изучая охранника. Ничего примечательного, рябое лицо, оспины щедро засыпали грудь и шею, задранный нос, редкие соломенные волосы, ружьё за плечом. Гимнастёрка не стирана месяца два. Колубаев потянул носом и чихнул.

— Меня Мизгирь послал, он на острове контрреволюцию поймал!

Конвойный с торжествующим видом перекинул ружьё на левое плечо.

— Поймал, говоришь? На острове, в Назино? Да какая там контрреволюция, — пробурчал Колубаев, покусывая нижнюю губу. — Ну, ладно, рассказывай!

— Там, на острове, товарищ Колубаев, китаец из уголовного элемента чистую контрреволюцию развёл.

— Да ну! — не поверил Колубаев и махнул рукой, мол, будет байки травить.

— Точно, товарищ Колубаев! В поезде сказал, и Мизгирь может подтвердить, что «коммунары — это хорошо, а коммунизм хреново!» Вот!