Смерть парфюмера

Похоже, что касается вечера, то мы зашли в тупик. Казалось, что Мишель Беланже сделал в квартире той загадочной женщины, что хотел, а потом решил провести остаток вечера, удовлетворяя свои низменные страсти. Я была раздосадована. Я-то надеялась, что он даст нам важные зацепки. А теперь нам больше ничего не оставалось, кроме как вернуться в гостиницу.

— Ну что, дорогая, сегодня вечером ты узнала что-нибудь полезное? — осведомился Майло, когда мы вошли к себе в номер.

Я тяжело вздохнула:

— Не уверена. У меня такое чувство, что существует масса улик и зацепок, но нужно просеять много информации, чтобы до них докопаться. Ясно одно: Мишель Беланже что-то затеял.

— Мне больно тебя разочаровывать, дорогая, но Мишель Беланже всегда что-то затевает. Если бы мне довелось озвучить догадку, я бы сказал, что это не имеет никакого отношения к смерти его отца.

— Но у него оказался пропавший ключ от сейфа, это означает, что, скорее всего, он похитил рецепт. И он знал о женщине, с которой видели Элиоса Беланже.

— Ничто из этого не доказывает, что Мишель убил отца.

— Это кое-что доказывает, — не соглашалась я. — Мы считали, что похититель рецепта и есть вероятный убийца, и только у Мишеля был доступ к сейфу. Он мог убить отца, чтобы продать рецепт тому, кто больше заплатит.

— Или же он мог случайно обнаружить ключ от сейфа и воспользовался смертью отца, чтобы украсть рецепт. Это куда больше похоже на Мишеля.

— Это не объясняет наличие поддельного рецепта, который подложили в портфель мсье Беланже.

Майло пожал плечами:

— Возможно, просто произошла какая-то ошибка.

Он так же, как и я, знал, насколько это маловероятно. С тяжелым сердцем я поняла, что значил его небрежный ответ: нарастающее равнодушие, когда развлечение уже приелось. По какой-то причине Майло стал терять интерес к этому делу.

— В нем скрывается гораздо больше, чем мы видим на поверхности, — не сдавалась я. — Мне просто нужно определить, что именно.

— Как скажешь, радость моя, — отозвался Майло. — Просто надеюсь, что ты больше не будешь столь безрассудно совать везде свой нос. Когда-нибудь ты попадешься.

И тут я вспомнила. Завещание по-прежнему лежало у меня за корсажем. Я запустила руку в декольте и обнаружила, что бумага опустилась слишком низко, чтобы я сама смогла ее вытащить. Платье было обтягивающим, и я чувствовала, что бумага сползла на живот.

— Подойди, Майло, — попросила я. — Мне надо снять платье.

Муж улыбнулся:

— Разумеется, дорогая. Зная, что ты сгораешь от нетерпения, я бы начал снимать его с тебя прямо в такси.

Я смерила его негодующим взглядом и повернулась к нему спиной. Пальцы его запорхали, с бешеной скоростью расстегивая платье.

Платье опустилось вниз, и я переступила через него. Листок упал на пол. Я нагнулась и подняла его.

Пробежала его глазами. Антуан никак не мог бы утверждать, что завещание имеет силу, поскольку это был явно черновик, который даже не закончили. Его писали второпях, кое-где слова вообще не читались.

Однако стало ясно, что это завещание очень отличается от официального. Как и заявлял Антуан, судя по всему, компания доставалась ему, а меньшие доли наследства отходили к Сесиль, Серафине и Берил Беланже. Мишель не упоминался.

Я пригляделась. На полях были какие-то пометки. Одна из них гласила: «Ему доверять нельзя». Слова были подчеркнуты жирными неровными штрихами, чуть не прорывавшими бумагу. Хотя пометка и не стояла рядом с конкретным именем, я решила, что она относится к Мишелю. Похоже, Элиос Беланже очень злился, когда писал. Казалось, подтверждается слух о том, что он хотел лишить наследства младшего сына. А это означало, что рассматривавшиеся нами мотивы по-прежнему не сбрасывались со счетов. Если Антуан верил, что получит наследство, он мог убить отца. Если Сесиль или Мишель видели черновик, у каждого из них могли появиться причины убить отца, прежде чем тот перепишет завещание.

— Не уверена, что это очень нам поможет, — сказала я. — Кажется, у каждого члена семьи остаются причины убить мсье Беланже.

— Так часто случается, когда умирает богатый человек, — заметил Майло.

— Что-то не очень состыкуется, — продолжила я. — Похоже, документ не официальный.

— Думаю, он писал черновик для себя, прежде чем встретиться с поверенным.

Я снова взглянула на документ. В самом низу страницы что-то было. Написанные мелкими буквами слова: «Она получит остальное. Моя любимая».

— Моя любимая, — повторила я. — Как ты думаешь, кто это? Сесиль, Берил, Серафина? Или, возможно, даже таинственная женщина, которая могла быть его любовницей?

— Думаю, этого мы никогда не узнаем, — ответил Майло. И снова я явственно ощутила, что он быстро теряет интерес к завещанию и, возможно, ко всему делу.

Я вздохнула. Похоже, мне пришлось рисковать практически впустую. Это завещание ничего не доказывало. Даже доступ Мишеля к сейфу, хоть сам по себе и подозрительный, ни о чем не говорил. В конечном итоге, мы не смогли бы доказать, что именно Мишель похитил рецепт, поскольку не знали, когда тот исчез.