Смерть под старой ивой. Приступ жадности

– Там видно будет, – отшутился полковник.

– Точно. До завтра еще день целый.

Сыщики разместились в том же отеле, что «лоси», под названием «Раушен», под сенью лип и дубов. Номер оказался простым, чистым, попахивающим карболкой. Не исключено, что отель в непрофильное время работал как санаторий, а то и ковидарий. Радушный Маратыч по-быстрому перезнакомил полковников с командой, все в которой оказались весьма приятными людьми, даже во хмелю.

Сидели себе потихонечку во внутреннем дворе отеля, попивали, кто водочку, кто коньяк, кто виски, запивая крепкий алкоголь пивом, поедали шашлычок, угощая всех желающих к ним присоединиться, в том числе и тех, кто просто шел мимо, за живой изгородью, и резались в картишки. Пришел оркестр, мужики с редким единством и талантом исполнили хором «Как молоды мы были» и песню мамонтенка. В скором времени подтянулись противники-«латыши», их встретили, как родных. К удивлению Гурова, члены «Балтийского шторма» не просто великолепно говорили по-русски, они таковыми являлись на самом деле.

– И это тоже мужики из сборной, – пояснил Маратыч, разливая коньяк из своей фляжки, которая казалась неиссякаемой, – тоже из сборной Союза. После развала они в Латвии и остались. А что? Тут с прошлого года и сборная Узбекистана ошивается, так все высокие, голубоглазые, истинные узбеки. Плов творят – закачаетесь! На третьем тайме оцените.

Постепенно количество спиртного переходило в качество, то есть заканчивалось. Было собрано вече из «старших», то есть тех, кто уже достиг тридцати пяти лет, на котором порешили «молодняк», то есть тех, кто не достиг еще этого порогового возраста, отрядить за «добавкой» в ближайшую «точку». «Молодняк» не сопротивлялся, бегал с удовольствием, и не по разу, правда, ряды гонцов неуклонно редели.

– Вот так я дочкой и обзавелся, – с ностальгией заметил Маратыч, доставая карты. – Пока за догоном бегал, с эдакой продавщицей познакомился, аж ух. Васильич, ты как, в «козла» умеешь?

– Давненько я не брал в руки карточек, – со сдержанной радостью констатировал Станислав, разминая пальцы.

– Вы, Лев Иванович? – спросил Маратыч, мастерски тасуя колоду.

– Я пас. Если позволите, посижу, полюбуюсь, как профессионалы действуют.

– Вы, главное, шашлычок кушайте, не забывайте, – напомнил Маратыч, – сало, оно для сердца полезное, послушайтесь старого сердечника, женатого на медичке.

Гуров пообещал послушаться, несмотря на то что «старый» сердечник был года на три постарше, не более. Составилась компания, Маратыч и Станислав моментально сыгрались и принялись потихоньку, по рублю потрошить уже изрядно набравшихся коллег-картежников.

Лев Иванович, оглядевшись, мысленно махнул рукой: при таких условиях спрогнозировать, по какой причине может быть завтра остановлена игра, просто невозможно. Классический мужской междусобойчик, все в возрасте, хорошо подогретые, по-шекспировски готовые к любой судьбе. На расспросы о том, где предполагается играть, ему невнятно пояснили, что «там, на “сковородке”, а то прохладно». Что скрывалось за этим эвфемизмом, выяснить уже было не у кого, все были заняты воспоминаниями и возлияниями. К тому же начались танцы, к щедрым и галантным москвичам потянулись отовсюду подвыпившие дамы, и Лев Иванович решил сходить на набережную от греха подальше.

Что зря время терять? В конце концов, сейчас-то что можно сделать – да ничего. Тем более, если заранее сформированных составов, согласно Маратычу, нет и никогда не было, то есть никаких проблем с заменами. Правила, насколько можно понять, условные, носят рекомендательный характер, в расчете на то, что все свои и в возрасте, кому придет в голову калечить того, с кем еще выпивать? И как может быть не закончена игра, если в нее можно ввести кого угодно, хоть члена команды противника? Непонятно.

«Пойду дышать», – принял решение Гуров и отправился искать спуск к морю. Выяснилось, что он недалеко, лишь дорогу перейти, и вот она, крутая мощеная тропинка, которая спускалась на пляж с арийской прямотой, и лишь иногда, как бы опомнившись, изображала более или менее плавные повороты. Да, суровый балтийский терренкур с отдыхающими не церемонился, скатывался к воде под опасным углом, а тому, кто собирался вниз, непременно надо было бы задуматься об обратном пути, наверх.

Сыщик, бросивший курить сразу после ухода Хортова, решил, что ничего, здоровья хватит, прогулочным шагом спустился до воды, постоял немного, а потом взобрался на террасу, выступавшую над пляжем. Опираясь на мраморный парапет, Лев Иванович смотрел на море.

Как только день перевалил за половину, ветер начал неуклонно крепчать. По Балтийскому морю катились серо-зеленые валы, а из-за стальных серых туч – точь-в-точь шинели вермахта, как в кино показывают, – нет-нет да пробивались лучи солнца. Вечерние курортники в теплых свитерах и шортах тряслись от холода в кафе, согреваясь кофе и спиртным, а те, что постарше, поразумнее и более тепло одетые, последовали примеру Гурова и дышали воздухом на террасе.