Смерть после

– Не от трупов, нет, – Хорнсби пошевелил пальцами, будто пытаясь ухватить нужные слова, – скорее вообще на месте убийства. Сулеймана это очень испугало. Не только его, разумеется – всех. Но его особенно.

– Прошло столько лет с тех пор, как он встречался с Махди, – проговорил Бродвуд, – неужели он, в самом деле, все еще помнит его запах?

– Наверняка, – уверенно сказал Хорнсби. – Запахи – его стихия. Он следопыт.

Бродвуд посмотрел на Сулеймана – мерно раскачивающегося и вцепившегося в свои бусы обеими руками.

– А может следопыт на его языке то же самое, что псих сумасшедший? Очень на то похоже.

– Наши культуры очень разные.

– Да, несомненно. Но свысока своей цивилизованности я имею полное право оскорблять его кретинские повадки, – Бродвуд отсалютовал бокалом. – Твое здоровье, обезьяна.

– Нет называть так, – Сулейман неожиданно заговорил на ломанном английском. – Нет обезьяна. Говорить я Сулейман. Только.

– Правда, быстро учится, – радостно отметил Бродвуд. – Ладно, златоуст, благоговею пред твоим красноречием, отныне нет обезьяна, – Бродвуд опять взболтнул вино в бокале. – Но мы отвлекаемся. Запах Махди это нечто, не укладывающееся в очевидный ход дела. Маскарад и чертовщина христианские, так? Но не может ведь христианское пахнуть мусульманским, ведь верно? Одно с другим не сходится.

– Это только доказывает, что нам вредят махдисты, – сказал Хорнсби.

– Что нам вредят махдисты очевидно и так, – отмахнулся Бродвуд. – Если рассуждать логически, запах свидетельствует о том, что действует не просто убийца из махдистов, а сам Мухаммед Ахмед. Нет, не говорите мне, что он давно мертв, я представьте себе, знаю. Глупо, но с этим миром такое бывает. Уберем логику, уберем вообще здравый смысл. Могила Махди всего в нескольких верстах отсюда, что если эти места защищает его дух, м? – голос Бродвуда понизился до мистического шепота, он вдруг принялся медленно вращать головой, глядя то в одну, то в другую сторону, иногда ненадолго останавливая взгляд на Сулеймане или Хорнсби, и плавно водя руками по воздуху. – Что если он кружит над нашим лагерем, что если умеет вселяться в людей… что если… что если он прямо сейчас в ком-то из нас, – Бродвуд скинул ноги со стола, выпучил глаза и вдруг издал страшный нечеловеческий хрип.

Хорнсби отшатнулся и потянулся за револьвером, Сулейман вскочил на ноги – оба они с ужасом воззрились на полковника Бродвуда, в которого, скорее всего, вселился дьявол.

Бродвуд прекратил хрипеть так же внезапно, как начал.

– Впрочем, вряд ли, – заключил он, забрасывая ноги обратно на стол. – Должно быть другое объяснение.

Сулейман криво улыбнулся, показав белые зубы, и снова принял сидячее положение, Хорнсби тряхнул головой.

– Что это было, полковник?

– Когда?

– Только что. Вы… да что вы?.. У нас серьезное…

– Нельзя пугаться каждого звука, – оборвал Бродвуд. – Тем более хвататься за оружие.

– Я был в разведывательных рейдах…

– И что? Стреляли, стоило чихнуть бабочке? Нервы у вас ни к черту, друг мой.

– Я…

– Да прекратите уже! Сосредоточьтесь на деле, Хорнсби. С духом Махди сейчас непонятно, поэтому пока что с этим все. Идем дальше. Скажите, что вы думаете по поводу выбора жертв? Торн и Бордо попали под косу нашего Жнеца случайно, или может, были отобраны по определенному принципу? Была между ними какая-то связь?

Хорнсби сделал глубокий вдох.

– Едва ли стоит искать связь между жертвами, – заговорил он с прежним спокойствием. – Но они и не случайны. Я думаю, дело вот в чем: и майора Бордо и капитана Торна легко было заставить поверить в сверхъестественное и несложно напугать. Эти люди… ни у кого из них не хватило бы духу наброситься на Ангела Смерти при первом посещении и разоблачить его. Готов поспорить, они были парализованы страхом.

– В самом деле? – Бродвуд в очередной раз долил себе вина. – А я слышал о Бордо совершенно другое: что мыслил он здраво, был атеистом и очень мужественным человеком.

– Он только бахвалился своим неверием и смелостью, – возразил Хорнсби. – Говорят, во время штурма Абу Хамида, Бордо так и не появился на передовой, зато молился отчаянней нашего капеллана. И он верил во всякую языческую чушь, в гороскопы, да во все подряд.

– Очаровательно, – проговорил Бродвуд. – А многим это было известно?

– Думаю, почти всем, кто его знал.

– Что насчет Торна?

– Ярый англиканец.

– Понятно. Ну а вы?

– Что я? – Хорнсби вздрогнул и уставился на Бродвуда с удивлением.

– Есть Бог в вашем сердце?

Хорнсби замялся.

– Ну, я… мой дядя пастор, я когда-то был… м… я пел в церковном хоре, но… сейчас я пересмотрел, понял… – он прокашлялся. – Я исповедую Ислам.

Бродвуд посмотрел на Хорнсби сквозь бокал.

– Но вино вы пили.

– Я… не считаю этот догмат принципиальным.

– Что насчет бекона?

– Нет, свинину я не ем.

– В силу чего этот догмат принципиальней?

– Э-э… – Хорнсби пожал плечами.