Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

— Это было, когда все уже собрались и садились за стол. Помню, меня даже немного удивило… — Она смешалась и слегка покраснела. — Удивило, конечно, не то, что он вас пригласил. Вы его старый друг, я знаю. И вы должны были присутствовать на том вечере, год назад. Меня удивило другое: почему мистер Бартон, пригласив вас, не пригласил еще одну даму, чтобы уравнять число мужчин и женщин. Правда, вы предупредили его, что опоздаете или, возможно, совсем не придете. — Она неожиданно умолкла. — Боже, какая я бестолковая! Рассказываю вам о каких-то пустяках. Я сегодня совсем ничего не соображаю.

— Тем не менее вы явились в контору как обычно?

— Разумеется. — Она была явно удивлена, почти шокирована. — Это же моя обязанность. Столько всего нужно разобрать и привести в порядок.

— Джордж всегда говорил мне, что во всем полагается на вас, — мягко сказал Рейс.

Рут отвернулась. Он увидел, как она судорожно сглотнула подкативший к горлу комок, — очевидно, пыталась сдержать слезы. Отсутствие всяких подчеркнутых проявлений горя почти полностью убедило его, что она невиновна. Почти, но все же не на сто процентов. Полковнику приходилось сталкиваться с женщинами, обладавшими прекрасными актерскими способностями; бывало, что и покрасневшие веки, и черные круги под глазами объяснялись не натуральными причинами, а искусно наложенным гримом.

Он решил повременить с окончательными выводами и подумал: «Чего-чего, а хладнокровия ей не занимать».

Рут снова повернулась к столу и в ответ на его последнее замечание сказала ровным голосом:

— Я проработала с ним много лет. В апреле будет семь. Я знала его привычки, и он, кажется, мне доверял.

— Я в этом не сомневаюсь. Кстати, скоро у вас перерыв. Может быть, мы выйдем вместе и где-нибудь позавтракаем? Мне многое хотелось бы вам сказать.

— Спасибо, с удовольствием.

Рейс привел ее в знакомый ему ресторанчик, удобный тем, что столики там были расставлены на большом расстоянии друг от друга и можно было поговорить без помех.

Он заказал завтрак и, когда официант удалился, окинул взглядом свою спутницу. Несомненно интересная девушка — гладкие темные волосы, твердо очерченные рот и подбородок.

Пока не подали завтрак, они беседовали на отвлеченные темы. Она слушала внимательно и отвечала разумно и с пониманием дела.

Довольно скоро она сама сказала:

— Вы ведь, наверное, хотите поговорить о вчерашних событиях? Пожалуйста, не стесняйтесь. Это до такой степени не укладывается в голове, что мне даже легче будет, если я с кем-то поговорю. Если бы все не произошло на моих глазах, я бы ни за что не поверила.

— Инспектор Кемп с вами уже беседовал?

— Да, вчера. Он как будто умный и компетентный человек. — Она помолчала. — Неужели это было убийство, полковник?

— А что, Кемп высказал такое мнение?

— Он ничего прямо не утверждал, но это явствовало из характера его вопросов.

— А вы сами, мисс Лессинг, как вы считаете? Похоже это на самоубийство? Ваше мнение особенно ценно. Вы хорошо знали Бартона и провели с ним весь вчерашний день. Как он вам показался? Был ли он в своем обычном настроении или, может быть, был чем-нибудь обеспокоен, расстроен, взволнован?

Она ответила с некоторым колебанием:

— Это трудный вопрос. Мистер Бартон был действительно расстроен и взволнован, но на это имелись причины.

Она рассказала об осложнениях, возникших в связи с Виктором Дрейком, и в двух словах обрисовала тернистый жизненный путь этого молодого человека.

— Гм, — сказал Рейс, — пресловутая паршивая овца! И Бартон, вы говорите, был расстроен именно из-за него?

Рут ответила, помедлив:

— Не знаю, сумею ли я объяснить. Видите ли, я слишком хорошо знала мистера Бартона. Эта история на него, конечно, подействовала. Тем более что миссис Дрейк, как всегда, пришла в истерическое состояние. Поэтому, естественно, ему хотелось все это поскорее уладить. Но одновременно у меня сложилось впечатление…

— Какое именно, мисс Лессинг? Мне почему-то кажется, что у вас не бывает ложных впечатлений.

— Видите ли, я почувствовала, что на этот раз в его раздражении против Виктора Дрейка кроется что-то еще. Дела Дрейка нам приходилось в той или иной форме улаживать и раньше. Около года назад, когда у него стряслась очередная беда, он приехал в Англию, тогда мы посадили его на пароход и отправили в Южную Америку, а уже в июне он опять прислал телеграмму и просил денег. Так что я уже привыкла к реакции мистера Бартона на Дрейка. Но вот вчера мне показалось, что его вывело из себя не столько содержание телеграммы, сколько ее несвоевременность — она пришла, как нарочно, в тот самый день, когда мистер Бартон был целиком поглощен приготовлениями к празднику. Всякие дополнительные хлопоты в этот день были совсем некстати.

— Вам не показалось странным, что мистер Бартон так беспокоился об этом вечере?

— Да, я об этом думала. Он придавал ему какое-то особое значение, прямо не мог его дождаться, как ребенок.

— А вам не приходило в голову, что вечер был задуман с какой-то особой целью?