Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

— Если вы увидели меня с пистолетом в руке, правильно было подойти и сказать: «Мистер Гаджен, не будете ли вы так добры дать мне объяснение».

— Или вы могли бы подойти ко мне, — вставила миссис Медуэй. — Я всегда охотно готова объяснить молодой девушке, не знающей жизни, как ей следует поступить.

— Чего вы не должны были делать, — строго продолжал Гаджен, — так это идти и болтать об этом полицейскому… к тому же всего лишь сержанту! Никогда не следует связываться с полицией, если этого можно избежать.

— Достаточно неприятно, когда полицейские в доме.

— Ужасно неприятно, — прошептала мисс Симмонс. — Ничего подобного не случалось со мной раньше.

— Мы все знаем ее сиятельство, — продолжал Гаджен. — Я спокойно ко всему отношусь, что бы ее сиятельство ни сделала… Но полиция не знает ее сиятельства, как ее знаем мы, и не годится, чтобы ее сиятельство беспокоили глупыми вопросами и подозрениями только потому, что она разгуливает с огнестрельным оружием. Это на нее похоже, но у полицейских на уме только убийства и прочие подобные вещи. Ее сиятельство просто очень рассеянная леди, которая и мухи не обидит, хотя нельзя отрицать, что она оставляет вещи в самых необычных местах. Я никогда не забуду, — с чувством добавил Гаджен, — как она принесла живого омара[202] и положила его в холле на поднос для визитных карточек… Я думал, у меня начались галлюцинации!

— Это, должно быть, случилось до меня, — с любопытством заметила Симмонс.

Миссис Медуэй прервала эти откровения, указав взглядом на провинившуюся Доррис.

— Как-нибудь в другой раз, — сказала она. — Так вот, Доррис, мы хотим тебе добра. Связываться с полицией — это дурной тон. Помни об этом! Теперь можешь продолжать заниматься овощами и будь повнимательнее, чем вчера со стручковой фасолью.

Доррис шмыгнула носом.

— Да, миссис Медуэй, — сказала она и, шаркая ногами, пошла к раковине.

— Боюсь, сегодня у меня не получатся пирожные, тут нужна легкая рука, — пророчески произнесла миссис Медуэй. — А завтра это ужасное слушание в суде. Как вспомню, мне всякий раз делается не по себе. Подумать только, чтобы такое — случилось с нами!

Глава 22

Задвижка на калитке щелкнула, Пуаро выглянул в окно и, увидев визитера, очень удивился. Что могло привести к нему Веронику Крэй?

Она вошла, благоухая восхитительными духами, которые Пуаро тут же узнал. На Веронике, как и на Генриетте, был твидовый костюм и уличные туфли, но на этом их сходство заканчивалось.

— Мосье Пуаро. — Тон был мягкий и слегка взволнованный. — Я только сейчас обнаружила, кто мой сосед. Мне всегда хотелось познакомиться с вами.

Пуаро склонился над ее протянутыми руками.

— Я в восторге, мадам.

Вероника приняла эти знаки внимания с милостивой улыбкой, но от чая, кофе или коктейля отказалась.

— Нет-нет. Я пришла только поговорить с вами. Серьезно поговорить. Я обеспокоена.

— Вы обеспокоены? Мне очень жаль.

Вероника со вздохом опустилась на стул.

— По поводу смерти Джона Кристоу. Завтра предварительное слушание. Вы знаете об этом?

— Разумеется.

— Все это так невероятно…

Она внезапно замолчала.

— Едва ли кто мне поверит. Но вы, я думаю, сможете поверить, потому что знаете кое-что о человеческой природе.

— Да, немного знаю, — согласился Пуаро.

— Ко мне приходил инспектор Грэйндж. Он вбил себе в голову, будто я ссорилась с Джоном, что отчасти верно, но совсем не так, как он думает… Я сказала ему, что не видела Джона пятнадцать лет, и он мне просто-напросто не поверил. Но это правда, мосье Пуаро.

— Если это правда, ее легко доказать. Зачем же беспокоиться?

На его улыбку Вероника ответила самой дружеской улыбкой.

— Дело в том, что я просто не решилась рассказать инспектору, что случилось на самом деле в субботу вечером. Это было настолько невероятно, что инспектор, конечно, не поверил бы, но я чувствовала, что должна кому-нибудь рассказать. Поэтому я пришла к вам.

— Я чрезвычайно польщен, мадам, — тихо произнес Пуаро.

Любезность Пуаро, как он успел заметить, она приняла как должное. «Эта женщина, — подумал он, — чрезвычайно уверена в производимом ею впечатлении. Настолько уверена, что может, пожалуй, иногда допустить ошибку».

— Пятнадцать лет назад мы с Джоном были помолвлены. Он был очень влюблен в меня… настолько, что иногда это даже пугало. Он хотел, чтобы я оставила сцену, отказалась от привычного образа жизни. Он был так деспотичен и одержим, что мне стало ясно — я этого не вынесу. И я разорвала помолвку. Боюсь, он принял все слишком близко к сердцу.

Пуаро сочувственно поцокал языком.

— Я не видела его до прошлой субботы. Он проводил меня домой. Я сказала инспектору, что мы говорили о прошлом… в общем, это соответствует истине. Но было и нечто большее.

— Да?

— Джон потерял голову… совершенно обезумел. Он хотел оставить свою жену и детей, требовал, чтобы я развелась с мужем и вышла замуж за него. Он сказал, что никогда не забывал меня… что с тех пор, как меня увидел, время остановилось…