— Уголовный розыск интересуется платьями от Юдашкина, точнее, количеством проданных единиц, — изложил я просьбу как можно проще. — Платьями розового цвета, — и, как мог, обрисовал фасон.
— Ах, да-да, припоминаю такие, — директриса сделала жест рукой, и сопровождавшая меня элегантная дамочка удалилась. Дальше я был удостоен чести быть приглашенным в кабинет. Мне предложили на выбор кофе или чай. Я отказался и от того, и от другого.
— И все же, что конкретно вас заинтересовало? — настороженно спросила матрона.
Для начала пришлось заверить, что престижу заведения со стороны правоохранительных органов ничто не угрожает, а затем пространно изложить просьбу:
— Нам необходимо знать количество проданных платьев данного фасона, хотя бы приблизительно даты совершения покупок, и уж будет совсем великолепно, если вы назовете клиентов, сделавших приобретения.
По тому, как ее губы сложились в какой-то снисходительной ухмылке, я понял: весь круг моих интересов не озадачил ее, хотя в голосе по-прежнему присутствовала настороженность.
— Надеюсь, сведения, которые вы получите, не будут использованы против нас? — хотелось ей еще раз услышать подтверждение гарантий.
— Марка вашего торгового дома не пострадает, — клятвенно заверил я и успокаивающе добавил: — Это сущие пустяки, небольшой эпизодик в оперативно-следственных мероприятиях.
Она понятливо кивнула, одновременно сожалеюще вздохнув, но, к моему удивлению, вместо того, чтобы заглянуть в стоящий на столе компьютер или порыться в записной книжке, ответила по памяти:
— Платьев всего было продано четыре, — и пояснила: —Товар у нас особенный, для состоятельных модниц, и потому заказывается в единичных экземплярах.
— И в какой период эти платья были проданы? — не терпелось мне.
— Два из них — год с небольшим назад, с разницей в несколько недель, — и она назвала приблизительно даты. — А еще два мы заказали в Москве спустя полгода, с разницей где-то в три недели.
— Вы работаете по заказам? — полюбопытствовал я.
— С дорогими вещами — да. Клиенту предлагаются журналы последних новинок от модельера, и если ему что-то понравилось и он сделал выбор, тут же снимаем мерки и отсылаем заказ в столицу.
— И сколько стоят интересующие меня платья? — продолжал я проявлять любопытство.
Она назвала сумму, столь впечатлившую меня, что рука непроизвольно потянулась к затылку. «Живут же люди!» — промелькнула завистливая мысль, но не более. Я не из тех, кто копит в себе один из смертных грехов, довольствуюсь тем, что послал Господь. Да и обмерять чужое богатство мне сейчас не с руки, когда подоспел ответ на главный вопрос.
— Вы ждете, когда я назову имена клиентов, — угадала директриса мое желание.
Я утвердительно кивнул.
— А клиент был всего один, — продолжала она интриговать. — Ну да Бог с ним, неудовольствия по поводу моей болтливости он уже не выскажет. Окунев Валерий Васильевич, председатель комитета по экологии, ныне покойный.
Названной фамилией она меня не ошеломила.
— Вы сказали, что с клиентов снимали мерки, — ухватился я за произнесенную в разговоре фразу, в надежде узнать точнее об окуневских любовницах, а вернее, об одной из четырех, доселе мне неизвестной.
Однако здесь меня ожидало разочарование.
— В случае с господином Окуневым все происходило иначе: он сам приносил нам размеры своих дам, — с сожалением произнесла почтенная матрона.
На этом наша встреча и завершилась.
11
О том, что страшное известие пошло гулять по улицам города, обрастая небылицами, я узнал от той, свидания с которой жаждал. Для меня было неожиданным, что Верочка позвонила сама и печальным плаксивым голосом сообщила о гибели Тамары. Мне оставалось лишь восклицать и сочувствовать. Однако сумел напроситься в гости, сославшись на то, что необходимо вместе обсудить сложившееся положение, и хотя я не говорил о чем-то конкретном, она без раздумий дала согласие.
Я не сразу помчался к одинокой даме, тем самым как бы убыстряя ход расследования, но нарушая его последовательность, а решил сначала побывать в комитете по экологии, дабы вызнать там кое-какие интересующие меня факты, а затем уже во всеоружии объявиться перед Верочкой.
Все сотрудники пребывали в трауре, ни смеха, ни говора, даже в коридоре стояла печальная тишина. Катя находилась на своем рабочем месте в приемной и промокала носовым платком слезки. Увидев меня, закрыла лицо руками и зашлась в беззвучном плаче. Я ждал, когда схлынет эта неуправляемая волна скорби, ибо слова успокоения в данной ситуации являлись бы тем маслом, что еще больше распаляет огонь безутешного горя.
Катя прерывисто всхлипнула и отняла руки от лица.
— Простите, я сейчас, — произнесла она неузнаваемо изменившимся голосом и, скорее по привычке, привела себя в порядок, не забыв взглянуть в зеркальце.
— Вы пришли что-то выяснить? — догадливо спросила она.
— Только между нами, — предупредил я.
Она согласно кивнула.
— Кто вчера донимал звонками Тамару?
— Не знаю, — Катя судорожно мотнула головой. — Она переключила телефон на себя.
— Как она выглядела?