Смерть сердца

– Ну, как знаешь, – сказала она. – Поезжай одна, раз уж тебе так хочется. Но не вздумай останавливать такси именно там, куда направляешься. Вдруг тебя потом будут шантажировать, кто знает.

– Мне всего-то надо добраться до Ковент-Гардена.

– Ну, дорогая моя, что же ты сразу не сказала?

4

Ковент-Гарден отнюдь не казался Эдди удобным местом для встречи, но придумать другое у него просто не было времени – не успел он сказать, что они могут найти место и получше, как Порция положила трубку. Хорошо хоть времени хватило отговорить ее от первоначальной затеи: она предложила встретиться в вестибюле у «Квейна и Мерретта». Одного этого – ведь она была такой послушной, тихой девочкой, приученной испытывать перед работой Томаса священный страх, – было достаточно, чтобы понять, в каком она отчаянии. Появилась бы там в расстроенных чувствах. Нет, такого нельзя было допустить.

В особенности такого нельзя было допустить на этой неделе. Нынешние отношения Эдди с фирмой «Квейн и Мерретт» (помимо неприятностей с телефонными звонками, о которых ему еще предстояло узнать от Анны) были и без того шаткими. Многих он вывел из себя, порхая по конторе, будто житель каких-нибудь теплых широт. Выходные у него часто затягивались. Кроме того, в отсутствие Томаса у Эдди создалось впечатление, что Мерретт легко подпадает под чужое обаяние, а потому он несколько переусердствовал с игривой наглостью: Эдди болтался по конторе без дела, более чем небрежно относился к сочинению текстов и вообще стал вести себя куда более жеманно и нахально, чем (как ему недавно намекнули) здесь было принято. На днях он получил три обескураживающих служебных записки за подписью Мерретта – и над ним нависла угроза разговора, который вряд ли пойдет по накатанному пути. А еще ведь была мерзкая сцена в баре неподалеку, когда до неприличного вульгарный юнец, нанятый мистером Мерреттом, с нескрываемым наслаждением предупредил Эдди, что даже любимчикам миссис Квейн тут далеко не все позволено. Хорошим тоном в таком случае было бы выбить в ответ говорящему все зубы, а все старания Эдди казаться одновременно уязвленным, взволнованным, кротким и невозмутимым успеха не возымели, да и непроизвольно вырвавшийся у него смешок не помог делу. Появись сейчас у них в вестибюле младшая сестренка мистера Квейна, и ему бы точно пришел конец.

После шести вечера в Ковент-Гардене, когда все торговые галереи уже закрылись, было совсем невесело. По фасадам домов, по зияющим пустым пространствам, будто в театре, чья обшарпанность проступает при свете дня, тени ползли неуклонной, холодной дымкой, словно в небе начался беспокойный прилив. То тут, то там обрывки бумаги вяло подергивались, даже не отрываясь от земли. От всего места веяло глухим запустением, словно нынешняя его безлюдность продлится вечно. Лондон полон таких пустынь, таких мгновений, когда ослепительный мираж человеческого существования внезапно рассеивается. Ковент-Гарден действовал на Эдди как валерьянка – он кружил по улице, будто кот.

Тут он увидел Порцию, поджидавшую его совсем не на том углу, на котором они, по его мнению, условились встретиться. Поворот ее головы, зябкая полоска кожи между короткими рукавами и короткими перчатками и то, как терпеливо она сжимала ручку портфельчика, – все это поразило его ровно туда, где полагалось быть его сердцу, но древко стрелы погнулось: увидев ее, он ощутил только легкую злость.

– Надо же, как далеко ты забралась от дома, – сказал он. – Ты мне льстишь, крошка.

– Я приехала на такси.

– Да? Слушай, что стряслось? По телефону казалось, что у тебя чуть ли не истерика, я даже не успел предложить место для встречи получше этого.

– Место как место, мне тут нравится.

– Ты так внезапно бросила трубку, я не знал, что и думать.

– Я звонила из кабинета мисс Полли, и она меня застукала. Нам не разрешают звонить оттуда, можно только попросить передать сообщение.

– И, конечно, она устроила тебе головомойку. Эх, юность, юность!

– Не такая уж я и юная.

– Скажем так, in statu pupillari[48]. Куда теперь?

– А разве нельзя просто пройтись?

– Хорошо, как скажешь. Но веселого в этом мало.

– Зачем же нам веселиться?

– Начало неутешительное, – сказал Эдди, прибавив шагу, так что она с трудом поспевала за ним. – Но вот что, крошка. Мне тебя ужасно жалко, но нельзя же так себя накручивать. Анна, конечно, поступила гнусно, но я же тебе говорил, чтобы ты не оставляла свой дневник где попало. Хорошо еще, что я взял с тебя слово не писать о нас. Ты ведь не писала, правда? – прибавил он, бросив в ее сторону быстрый взгляд.

Она выдохнула:

– Теперь я понимаю, почему ты просил этого не делать.

У Эдди по лицу пробежала заметная тень.

– На что это ты намекаешь? – спросил он.

– Не сердись, Эдди, пожалуйста, не сердись на меня… Эдди, это ты рассказал Анне о моем дневнике?

– Господи, да мне-то это зачем?

– Не знаю, в шутку. Вы ведь с ней все время перешучиваетесь.

– Знаешь что, славный мой несчастный ягненочек, раз уж тебе так интересно, скажу – нет, это не я ей рассказал… По правде говоря…

Она онемело уставилась на него.