– Тогда знаешь что, мы можем пойти в чайную. Чашечка чаю тебя точно успокоит.
– Это очень мило с твоей стороны, Лилиан, правда.
– Ну конечно, я же вижу, что ты расстроена. А я очень хорошо знаю, каково это.
– Только у меня всего шесть пенсов.
– Ничего, у меня три шиллинга. После всего, что мне пришлось пережить, – продолжила Лилиан, увлекая Порцию за собой, вниз по площади, – тебе вообще не стоит меня стесняться. И платок мой можешь оставить сегодня себе, вдруг он тебе понадобится, когда ты встретишься с этим своим кое-кем, только, пожалуйста, верни его завтра и смотри, чтобы его ненароком не постирали, у меня с ним связаны особые воспоминания.
– Ты очень добра.
– Я прямо есть не могу, когда расстроена, стоит мне съесть хоть кусочек, как меня сразу рвет. Я за обедом еще подумала: повезло тебе, что ты не такая, это все, конечно, привлекает внимание. Жаль, правда, что ты привлекла к себе внимание, когда звонила с телефона мисс Полли и тебя застукали. Знаешь, я бы на такое в жизни не решилась. Она, наверное, тебя чуть не растерзала?
– Она говорила со мной очень презрительно, – ответила Порция, и губы у нее снова задрожали. – Она еще с прошлого семестра думает, что я безнадежна, потому что тогда поймала меня с письмом. Намекает, что все дело в моем воспитании.
– Понимаешь, она как раз в том возрасте, когда женщины начинают чудить. А где, ты говорила, вы встречаетесь?
– Возле Стрэнда.
– Ага, совсем недалеко от конторы твоего брата, – сказала Лилиан, поглядев на Порцию огромными, близко посаженными темно-серыми студенистыми глазами. – Знаешь, Порция, ты будь поосторожнее: из-за одного ненадежного человека можно всю жизнь себе поломать.
– А разве можно вообще полюбить человека, если ему ни в чем нельзя довериться?
– Слушай, какой толк в том, чтобы быть лучшими подругами, если ты даже не хочешь мне сказать, что встречаешься с Эдди?
– Да, но я не из-за него расстроилась; я расстроилась, потому что кое-что случилось.
– Дома?
– Да.
– Ты о своей невестке? Мне она всегда казалась опасной женщиной, я просто сразу не стала тебе говорить. Слушай, не надо обо всем этом рассказывать посреди Риджент-стрит, на нас уже и так смотрят. Пойдем вон в ту Эй-би-си[45] напротив Политехнического[46], есть шанс, что нас там никто не узнает. Понадежнее, чем в «Фуллерс». И постарайся успокоиться, Порция.
Но, по правде сказать, это Лилиан приковывала к себе внимание, сурово глядя в лицо каждому прохожему. Порция шла рядом со своей похожей на богиню подругой, опустив голову, сражаясь с пронизывающим ветром. Когда они подошли к переходу, Лилиан сжала обнаженную ладонь Порции рукой в лайковой перчатке, животное, успокаивающее чувство добралось до самого локтя Порции, расслабило его. Она отпрянула, заметив свадебный ковер у выхода из церкви Всех Усопших на Лэнгхэм-плейс, – и, словно тонущий человек, наконец перестала дергаться в судорогах и всплыла, мертвой, назад, к солнцу. Она покачивалась между автобусами, в кильватере у Лилиан, с воздушной легкостью маленького трупа.
– Хоть у тебя и не испортился аппетит, – сказала Лилиан, опершись локтями на мраморную столешницу и стягивая перчатки – палец за пальцем (любой предмет одежды Лилиан всегда снимала с некоторой нарочитостью, всякий раз, когда она развязывала шарф или стаскивала с головы шляпку, разворачивалась небольшая драма), – хоть у тебя и не испортился аппетит, лично я не стала бы есть ничего жирного.
Она поймала взгляд официантки и заказала то, что ей казалось правильным.
– Видишь, в каком укромном месте я нашла нам столик, – сказала она. – Можешь смело говорить что угодно. Кстати, может, снимешь шляпку, вместо того чтобы постоянно сдвигать ее на макушку?
– Ох, Лилиан, мне и вправду почти нечего тебе рассказать.
– Не скромничай, моя дорогая, ты сама сказала, что против тебя сплели заговор.
– Я только имела в виду, что они смеялись надо мной.
– И почему же они над тобой смеялись?
– И обсуждали меня друг с другом.
– Что, и Эдди тоже?
Порция ответила уклончивым взглядом. Послушно, медленно она сняла простенькую шляпку, которую Анна сочла подходящей для ее лет, и примирительно положила на стол между ними.
– Пару дней назад, – сказала она, – в тот день, когда нам с тобой не удалось пойти домой вместе, я встретила мистера Сент-Квентина Миллера – по-моему, я тебе об этом не рассказывала? – и он почти что угостил меня чаем.
Лилиан с укоризной разливала чай.
– Зря ты, – сказала она, – постоянно вот так отвлекаешься. Ты обрадовалась, что чуть было не выпила чаю с Сент-Квентином только потому, что он писатель. Но ты ведь в него не влюблена, правда?
– Эдди тоже был писателем, раз уж на то пошло.
– Ну, вряд ли Сент-Квентин такой же гадкий, как Эдди, который смеялся над тобой вместе с твоей невесткой.
– Этого я не говорила! Не было такого!
– Тогда почему ты на нее злишься? Ты же сама сказала, что не хочешь идти домой.
– Она прочла мой дневник.
– О господи, Порция. Я и не знала, что ты…
– Я никому об этом не говорила.
– Темная ты лошадка, вот что. А как же она тогда узнала?
– Я никому не говорила.
– Честное слово? Никому?